ЛИЧНЫЙ ОПЫТ
КАК ДИТЯ?
Статья опубликована при поддержке Компании Объединенные Технологии. Если вам нужно установить СКС, систему контроля доступа, интеллектуальную систему управления зданием или систему безопасности – обратитесь в Компанию Объединенные Технологии. Компания так же предлагает поставку различного оборудования и снаряжения для прокладки и обслуживания различных коммуникаций. Например кабельные чулки или трассоискатели. Посетите официальный сайт компании http://united-it.ru и ознакомьтесь подробнее с предлагаемыми услугаи.
Решиться писать статью на тему
религиозного воспитания очень трудно. Про это
писать стесняются, что говорит о людях очень
хорошо. Мы столько лет жили под запретом веры, что
рассуждать о религиозном воспитании детей
сейчас — стыдно. Но я все-таки хочу описать
некоторую нравственную проблему, которая
возникла, я думаю, не сегодня.
Для меня все началось с рассказа одной
женщины еще в 70-е годы. Она устроила своих детей в
искусствоведческий кружок, который действовал
при одном московском музее. Женщина эта сама не
была верующей, но верующих очень уважала и
считала в чем-то лучше себя. Однажды, придя
забрать детей после занятий, она увидела, что их
учительница чуть не плачет, и спросила, в чем
дело. Расстроенная учительница рассказала: «Мы
проходили московскую архитектуру, я
рассказывала о церквях и объясняла, что они
названы в честь святых: Иоанна, Марии, Василия
Блаженного... Тут оказалось, что большинство
детей знают, в честь кого им даны имена. Они
начали хвалиться друг перед другом своими
святыми, а другие, незнающие — растерялись и
молчали. И вдруг верующие дети заметили, что те
ничего не говорят, и буквально заклевали
неверующих. Они дразнили их и смеялись, а я
совершенно не знала что делать — ведь я сама
неверующая и про веру знаю только с
искусствоведческой точки зрения. Что мне делать
на следующем занятии — я никогда не видела таких
жестоких детей и не хочу им преподавать, вдруг
они спросят меня, верю ли я в Бога? И заклюют меня
точно так же, как ваших детей?» Моя знакомая
забрала своих детей из кружка. Преподавала ли
потом учительница — неизвестно. Это была первая
история, и дальше их становилось все больше.
Наверное, надо объяснить, почему я
решаюсь писать на эту трудную тему. Во-первых,
из-за своего детства, во-вторых — из-за трех лет
преподавания Библии в школе. Детство у меня было,
по советским меркам, необычное и, как теперь я
понимаю, замечательное. Мама моя верила в Бога,
отец был агностиком, и воспитание мое
религиозным назвать было бы трудно. Но в
Вильнюсе, городе, где я выросла, было очень много
костелов и церквей, я и брат гуляли с мамой, и она
нам пересказывала, по скульптурам и картинам,
Библию. О вере считалось говорить неловко — это
было личное дело каждого, во что он верит или не
верит, во всяком случае, молитвам меня научили, а
осуждению неверующих — нет. И дело не в том, что
это было при советской власти — просто родители
уважали свободу выбора.
Прошло много лет, и меня пригласили в
одну московскую школу преподавать Библию. На
волне перестройки многим директорам хотелось
всего того, что раньше было под запретом, но мало
кто читал Библию, еще меньше — согласилось бы
преподавать ее светски. Закон Божий включить в
программу страшно, да и запрещено, вот и
пригласили меня, поскольку я обещала, что это
будет знакомство с Библией и только. До этого я
преподавала маленьким в частной школе историю
древнего мира, вкрапляя в рассказы библейские
сюжеты. И Египет, и Вавилонское царство, и
персидский царь Кир совершенно оживали, когда
появлялись Иосиф, Моисей, Навуходоносор и пророк
Даниил. Не говоря уж о Римской империи, которая
так хорошо видна по одной только провинции в
Новом Завете.
Цель моих
занятий очень проста — рассказать о Библии детям
из неверующих семей. Я не пишу «неверующим детям»
— все-таки этот выбор делаем мы, родители, а уже
потом, лет с двенадцати и до конца жизни, наши
дети сами выбирают, верить или нет.
С первого же урока я столкнулась с той самой
проблемой, из-за которой плакала учительница
искусствоведения. В каждом классе примерно
напополам было детей, слышавших про Библию и не
слышавших. И все первые были уверены, что они
лучше вторых. Почти все; я преподавала, слава
Богу, и двум девочкам, которые просто радовались
из-за того, что их любимую книгу узнают и другие. Я
преклоняюсь перед их родителями — девочки
радовались совершенно искренне, что несложно
вроде бы в семь-восемь лет. Но были дети, которые
были научены жалеть неверующих и делали это в
свои семь лет с потрясающим лицемерием. Были
дети, которые точно знали, что все неверующие
попадут в ад. Были дети, которые тут же начинали
мне ябедничать, как «своей», про других детей.
Никогда я не слышала кощунств ужасней, чем
говорили дети из церковных семей у меня за
спиной. Неверующим это в голову не приходило, им
было интересно слушать истории из толстой книги
и вырезать зверей для ковчега, рисовать шатры под
горой Синай или делать рождественский вертеп.
Кстати, о Синае. В каждом классе мы
писали десять заповедей на картонных скрижалях и
обсуждали их. Дети совершенно искренне
удивлялись, доказывая своим удивлением, что со
времен Моисея ничего не изменилось. «Как это — не
прелюбодействуй?» — спрашивали они. «А вот моя
тетя увела мужа у маминой подруги — так она что,
Библии не читала? Надо ей будет рассказать». В
четвертом классе даже разгорелась дискуссия,
всегда ли нельзя ложно свидетельствовать против
ближнего — а если для дела надо? За их
высказываниями я всегда видела семью, в которой
они выросли, и они не виноваты, что отражают своих
родителей, ведь это были дети из неверующих
семей. Но когда, наконец поняв, что я тетка
безвредная, начинали то же самое говорить дети из
семей верующих, я совершенно терялась.
Что Новый Завет! Какое христианство?
Они были куда циничней своих одноклассников. Они
знали, как надо говорить, и одновременно знали,
что все это — слова, а на самом деле жить надо
«как все». Я рассказывала про Христа, как Он
горевал, что Его не понимают ученики, а мои
ученики удивлялись, почему Христос, такой
знаменитый, их всех не наказал. Вообще, когда
разгорались споры между мной и сведущими в
Библии учениками, оказывалось, что им,
по-видимому, читали совсем другую книгу, где нет
ни милосердия, ни прощения, ни нищих и убогих.
Представьте себе ситуацию, когда я, учитель,
рассказываю о том, как родители Самсона
разговаривают с ангелом, которого встретили в
поле и приглашают его домой, а девочка девяти лет
спрашивает: «А они были знакомы?». «Нет, — говорю
я. — Но в те времена было принято приглашать
путников отдохнуть с дороги». «А если он убийца? И
вообще, так можно и бомжа в дом к себе
пригласить!». И тут полкласса взрывается
ненавистью к «этим бомжам и нищим», от которых
столько бед. И среди них опять — большинство
церковных детей! Что это? Несколько явно
воспитанных по-другому детей молчат, потупив
глаза. И это для них я произношу нужные слова о
милосердии, вспоминаю нищих из Нового Завета. У
тех, кто кричал, я вижу вежливые улыбки и пустой
взгляд.
Такое впечатление, что этим детям
сделали прививку от нравственности. Слава Богу,
не всем. Но все-таки их очень много. Хорошо
выучивших, что истина у них в кармане и они имеют
право даже на то, на что не согласился бы другой
ребенок по своей детской чистоте.
Одним словом, что-то тут не так. Я очень
надеюсь, что эта проблема — проходящая, просто
некоторые люди пошли в церковь, не зная, что их
жизнь должна была коренным образом измениться не
только по форме, но и по содержанию. И что злой и
лицемерный ребенок из семьи христиан — это
нонсенс, то, чего не может быть.
Я пытаюсь представить, чему учили
своих детей первые христиане, объясняя им, почему
у них родители другие, «не как у всех». Наверное —
уступать всем, не быть плохими, не считать себя
главными и в этом противостоять мирскому злу.
Апостол Петр так просто объясняет, чего хотел
Христос: «...будьте все сострадательны,
братолюбивы, милосердны, дружелюбны,
смиренномудры, не воздавайте злом за зло...».
Очень трудно — и тогда, и сейчас, почти 2000 лет
спустя. Но если ты даже пытаешься так жить — твои
дети это видят и чему-то очень важному научаются.
И они совсем по-другому слушают про того же Петра,
который струсил и предал Христа, а потом плакал.
Не смеются и не называют его «слабаком».
Христос, говоря: «...кто не примет
Царства Божия, как дитя, тот не войдет в него»,
явно имел в виду беззащитность, чистоту и
простодушие маленьких детей, к которым мы должны
стремиться. Мы, родители, знаем, что в каждом
ребенке есть и это, и куча мелких грехов, но как бы
хотелось, чтобы дети из верующих семей были
именно такими — «как дитя».
Мария ЧЕПАЙТИТЕ,
преподаватель русско-литовской школы
№ 1247 «Шальтинелис» («Родничок»),
г. Москва