ВЕЧНАЯ ТЕМА:
«ПРОБЛЕМНЫЙ РЕБЕНОК»
Сегодня на заседании «Клуба
московских заведующих» обсуждается тема
«Проблемный ребенок». Почетный гость Клуба —
Елена СМИРНОВА, доктор психологических наук,
преподаватель Московского психологического
института.
Марина Аромштам: Коллеги! Прежде
всего хотелось бы услышать, что каждый из вас
вкладывает в понятие «проблемный ребенок».
Лариса Гедыма, заведующая
детским садом № 2281: Для меня проблемный
ребенок — это больной ребенок, ребенок с
физическими или психическими отклонениями.
Возможности этих детей сильно ограничены. И
педагог здесь сталкивается с проблемой
необучаемости ребенка. Если же у ребенка нет
медицинских проблем и он принципиально обучаем,
но учить его трудно, потому что он плохо себя
ведет, это не проблемный ребенок, а просто плохо
воспитанный. К нему надо найти подход, подобрать
ключ к его характеру. Это нормальная
педагогическая ситуация.
Марина Аромштам: Получается, что
проблемные дети — это дети, посещающие
специализированные дошкольные учреждения?
Лариса Гедыма: К сожалению, нет.
Такие дети встречаются и в массовых садиках. Но
это — результат нашей медико-психологической
безграмотности и отсутствия своевременной
диагностики. Очень часто мы списываем на счет
плохого воспитания и избалованности
действительные проблемы ребенка, с которыми
исключительно педагогическими методами не
справиться.
Елена Базаленко, заведующая
детским садом № 249: Для нас, педагогов
массовых садов, это настоящая проблема. Ведь как
бывает? Родители отдают своего малыша к нам в
очень раннем возрасте. В ясельную группу,
например. Через некоторое время — через год-два,
иногда раньше — выясняется, что у ребенка есть
определенные особенности в развитии, и ему было
бы лучше посещать специализированный детский
сад. Но родители резко возражают. Почему? Им
кажется, что ребенок уже привык к нашему садику, к
педагогам, к ребятам. Иногда мы можем уговорить
их сходить на консультацию к психологу или к
дефектологу в профильном дошкольном учреждении.
Но ребенок на приеме начинает стесняться, даже
плакать. И родители говорят: «Не будем мы ничего
менять!» Очень трудно бывает им объяснить, что
комфорт для их малыша — только кажущийся. Ведь
другие дети не играют с ним. Да и наполняемость
групп у нас гораздо выше, чем в
специализированных садах, и ребенок с
особенностями в развитии больше других страдает
от лишнего шума.
Марина Аромштам: Мне все-таки
кажется, что понятие «проблемный ребенок» не
исчерпывается теми детьми, которых мы сегодня
называем «особыми». И для массовой практики
проблемными чаще всего оказываются дети из
неблагополучных семей. Например, дети из семей
пьющих родителей.
Елена Требухина, заведующая
детским садом № 255: Дети из семей пьющих
родителей — это очевидная проблема. Но вот наш
детский сад — достаточно престижное дошкольное
учреждение и расположен в относительно
«благополучном» районе. Но разве у наших детей
нет проблем? Просто они другого свойства.
Некоторые из наших воспитанников — из очень
обеспеченных семей. Дома у каждого по пять нянек.
Их водят на развивающие занятия и обеспечивают
им культурный досуг. Но самого главного —
эмоционального тепла, душевного внимания,
подлинной родительской любви — эти дети лишены.
Все это пытаются заменить дорогими игрушками.
И мы сегодня сталкиваемся с новым явлением, не
известным в доперестроечные времена, — с
социальным сиротством.
Что является следствием такого поведения
состоятельных родителей, не участвующих в жизни
своих детей, перепоручивших их няням и
гувернерам? Неадекватное поведение ребенка.
Внимание нужно ему, как воздух. И вот он начинает
это внимание вытягивать всеми доступными ему
средствами: капризничает, закатывает истерики,
становится агрессивным.
Что в этом случае делают родители? Начинают
стесняться собственного малыша. Их ведь время от
времени кто-нибудь спросит: «Он у вас что —
больной? Так кричит!» Они думают: «И правда,
больной». Раз больной — надо лечить. И вот
начинают таскать ребенка по разным модным
психотерапевтам.
Марина Аромштам: Эта ситуация,
кажется, обратная той, что описывала Лариса
Гедыма.
Елена Требухина: Обратная. Потому
что такому малышу нужны не врачи и не
специализированный сад, а родительское внимание.
Пусть бы родители с ним играли, и глядишь — все бы
наладилось. А еще был бы нужен опытный психолог с
навыками психотерапевтической работы. Но не
где-то на стороне, а прямо здесь, в детском саду.
Нина Рычажкова, методист-инспектор
отдела дошкольного образования ведомственных
детских садов г. Электростали: Наш опыт
общения с родителями показывает, что проблемы
детей действительно чаще всего растут из проблем
родителей. Это родители делают ребенка трудным. С
ними и надо работать в первую очередь.
 Марина
Аромштам: Это очень правильная, но во многом
утопичная, на мой взгляд, установка. Утопичная с
точки зрения возможностей воспитателя детского
сада. Все-таки в первую очередь наши усилия
направлены на детей. Здесь мы иногда что-то можем
сделать.
Из нашего разговора ясно, что понятие
«проблемный ребенок» можно расширять до
бесконечности. Это не термин, а бытовое
эмоциональное определение. Оно в первую очередь
отражает наши педагогические проблемы.
Проблемный ребенок — это такой ребенок, с
которым нам здесь и теперь трудно работать. Ведь
так?
Для меня, например, проблемные дети делятся на
две категории: те, особенности развития которых
являются проблемами исключительно самих этих
детей (воспитывающих их взрослых), и те, которые
своими проблемами тиранят других детей.
Реплика участников: Те, что
агрессивны.
Марина Аромштам: Я ждала, что это
слово всплывет в разговоре. Одно дело, если
ребенок плохо запоминает учебный материал и с
трудом усваивает образовательную программу. И
другое дело — если его поведение направлено
против других детей. Когда другие дети не могут
от такого ребенка защититься и по-настоящему
страдают. Я по опыту знаю, что наличие такого
ребенка в группе — настоящее бедствие и сильно
тормозит развитие других детей. По крайней мере
их творческое развитие. Ведь агрессия
проявляется прежде всего в свободных
взаимоотношениях, в игре. Главной задачей
педагога становится защита других детей,
нейтрализация агрессора. Это не очень
продуктивная ситуация. Признаюсь, что для меня в
таких ситуациях гуманистический лозунг
«Принимать ребенка таким, какой он есть» сильно
пробуксовывает. Можно ли кротко принимать
агрессию, от которой страдают другие, как
данность, от которой никуда не деться?
В свое время я пыталась выяснить, что имеется в
арсенале психологов для работы с агрессивными
детьми. Оказалось, что агрессивного или
гиперактивного ребенка (что часто взаимосвязано)
психологи никогда не берут в групповые тренинги.
Такой ребенок, по их мнению, перетягивает на себя
все внимание ведущего и подавляет активность и
инициативу других участников группы. С
агрессивными и гиперактивными детьми психологи
предпочитают работать индивидуально. Но
педагоги массовых учреждений не имеют таких
возможностей. Они вынуждены иметь дело с
агрессивным ребенком в детском коллективе. И это
сущее бедствие.
Елена Требухина: Я хотела бы
предложить взглянуть на эту ситуацию под
несколько иным углом зрения.
Дело в том, что агрессивные дети — это, как
правило, энергетически насыщенные дети. Что
значит энергетически насыщенные? Это значит, что
они творчески, интеллектуально или физически
одаренные люди. Такой человек несет в себе
энергетический поток, который распирает его в
разные стороны. Если энергия не направлена в
какое-то доброе русло, она так или иначе
вырывается наружу и начинает все вокруг себя
разрушать.
Часто отсутствие проработанного творческого
русла, оборачивающееся разрушительным
поведением, — следствие семейных напряжений,
развода, отсутствия теплого эмоционального
климата в семье.
Мне кажется, если человек, который работает с
ребенком, это понимает, он будет относиться к
нему более спокойно. Будет знать, что где-то в
глубине, внутри ребенок «белый, мягкий,
пушистый». Только нужно туда подобраться.
Несколько лет назад мне как психологу пришлось
иметь дело с одним трехлетним малышом. Вел он
себя невероятно агрессивно. Мог, например,
пробежать через всю комнату на большой скорости
и врезаться головой в живот другого ребенка.
Затем хватал любой предмет, что попадался под
руку, и стремился ударить им соседа. Непременно
по голове. Я должна была постоянно следить, чтобы
он не сделал детям больно. Его нужно было вовремя
перехватить, подхватить на руки, переключить
внимание. И, что важно, он очень хорошо понимал,
что делает плохо. Он привык, что его считают
плохим, и изо всех сил старался оправдать свой
ярлык. А у меня была задача пробиться к его
«пушистости». Я как психолог понимала, что нужно
отличать грех от грешника. И его этому научить.
Перебить сложившуюся у него установку,
навязанный ему взрослыми взгляд на себя.
Я этому ребенку все время внушала: «Ты
замечательный, ты очень хороший, что же ты так
себя ведешь?» На занятиях он не хотел ничего
делать. А я ему говорила: «Посмотри: если только
ты возьмешься за работу, у тебя все прекрасно
получится. Ты, может, лучше всех героя сказки
изобразишь, слепишь, лучше всех нарисуешь». У
каждого внутри живет желание услышать в свой
адрес хорошее и поверить в это. И в какой-то
момент потихоньку, помаленьку малыш стал
преображаться. Какие он потом на занятиях
шедевры выдавал! Родители были удивлены. Я с
самого начала им говорила: «Ваш ребенок
одаренный, вы не должны его стесняться». И вот они
смогли в этом убедиться. А малыш стал просто
замечательный. Даже родителям по дому начал
помогать. Но я бы хотела отметить еще одно важное
обстоятельство. У меня в группе вместе с этим
ребенком занимались еще восемь человек. И для
других детей и присутствие этого ребенка, и мои
усилия по изменению его неправильной самооценки
были очень полезны: они внутри этой ситуации
развивались.
 Марина
Аромштам: Это замечательная история. Но мне
кажется, существует разница между
профессиональной позицией и возможностями
психолога, работающего в микрогруппе, с одной
стороны, и профессиональной позицией и
возможностями педагога, который одномоментно
отвечает за двадцать пять детей в течение
довольно продолжительного времени, с другой
стороны. Однако бесспорно, что помочь такому
ребенку справиться со своими проблемами можно
только объединив усилия разных профессионалов,
обеспечив ему индивидуальные коррекционные
занятия, нужный ритм и нужную интенсивность
занятости.
Лариса Скойбеда, методист детского
сада № 57 г. Электростали: Вы знаете, иногда и
педагоги могут совершить невероятные вещи. У
меня в группе тоже был такой вот тяжелый ребенок.
И моя сменщица, очень талантливый практик, все
искала к нему подход. Чего мы только ни делали,
чего только ни пробовали! А уж сколько литературы
перелопатили! И вот в какой-то момент моя
сменщица не выдержала. Села около этого ребенка и
заплакала. «Ты, — говорит, — очень хороший, и я
тебя люблю. Но ничего, ничего не могу для тебя
сделать. Не могу даже объяснить тебе, какой ты
хороший. Не получается у меня». И ребенка это,
видимо, так потрясло, что он стал меняться на
глазах. Это не сказка. А реальный случай. Теперь
тот мальчик стал взрослым. Очень хорошим
взрослым человеком.
Марина Аромштам: У каждого из нас
найдется в запасе по замечательной истории о
педагогическом чуде, о так называемом
«педагогическом исцелении». Они лишь
свидетельствуют о том, как много в педагогике
зависит от случайности. Но не можем же мы
предложить в качестве технологического элемента
работы с проблемными детьми доводить педагога до
крайней степени внутреннего отчаяния!
Лариса Скойбеда, методист детского
сада № 57 г. Электростали: Все-таки технология
работы с такими детьми — агрессивными,
гиперактивными — немыслима без включенности в
нее родителей.
Нина Рычажкова: Я поясню, что имеет
в виду Лариса Мусифовна. Она работает в
специализированном детском саду для детей с
задержкой психического развития. Как правило,
родители очень переживают, что их дети отстают от
сверстников, часто их стесняются, не верят, что в
будущем у них есть хоть какие-то перспективы. Так
что придумали педагоги садика? Они стали
периодически приглашать родителей на свои
театрализованные занятия. Дети там выступают в
костюмах, изображают каких-то сказочных
персонажей. И это так эффектно выглядит, что
родители прямо-таки открывают рот от удивления.
Они думали, что их ребенок ни на что не способен, а
он, оказывается, может выглядеть так красиво, так
интересно! Такие впечатления сильно меняют
взгляд родителей на ребенка. Они вдруг открывают,
что ему можно радоваться, что им можно гордиться,
что у него есть потенциал развития. Это так важно
для решения проблем ребенка!
Татьяна Семенова, заведующая
практикой дошкольного отделения
Педагогического колледжа № 15, преподаватель: Я
предложу свой взгляд на решение проблемы
агрессивных детей. Возможно, он достаточно
технологичен. Как преподаватель физкультуры
могу сказать, что для снятия агрессии очень
полезны подвижные игры. Особенно командные, где
успех игры зависит от слаженности действий всех
участников. При этом воспитатель может
использовать игровую ситуацию для решения
конкретных педагогических задач. У нас однажды
был такой случай. Мы привезли студентов смотреть
физкультурное занятие в один детский сад. Но
воспитательница занятие проводить отказалась:
говорит, дети сегодня не в том настроении, чтобы
удивлять студентов. А я, говорит, не хочу
позориться. Что делать? Девочек зря гоняли. Наша
преподавательница предлагает: «Давайте я сама
позанимаюсь с детьми». Ей отвечают: «Делайте, что
хотите, только вот этого ребенка в игру не берите.
Он вам все испортит». Говорится это все прямо при
ребенке, который — сразу видно по его
конституции и внешнему виду — не совсем здоров
физически и психически. Но это совершенно не
оправдывает бестактности взрослого. Наша
преподавательница не стала слушать такие советы
и включила мальчика в игру. Он необыкновенно
самоотверженно играл. Без него игра не
получилась бы такой увлекательной и
зажигательной. Наш педагог не преминула это
отметить вслух, обратила на это обстоятельство
внимание детей. Они радостно с ней согласились. А
мальчик был просто счастлив. Более того, и
воспитательница вдруг взглянула на него
по-новому. Возможно, ее недоверие к ребенку было
так велико, что она не решалась
экспериментировать. Но подвижные игры именно для
этого и созданы — для решения групповых проблем.
И технология их достаточно проработана.
Наталья Першина, заведующая
детским садом № 1744: Сижу я, слушаю коллег и
думаю: а вот в Монтессори-группах нет проблемных
детей. Нет и все. Я работаю в Монтессори-садике.
Известно, что отношение к педагогической системе
Монтессори неоднозначное. Я и сама раньше
относилась к ней с подозрением. Думала, это все
«посвященные» сами себя хвалят. Но меня
перевоспитал собственный педагогический опыт,
практика.
Практически всех поступающих к нам новых детей
можно назвать проблемными. Эгоцентричны, с
завышенной самооценкой.
Мы принимаем по 2—3 новых ребенка в сложившуюся
группу из 12—13 человек. Обычно родители этих
детей боятся новеньких: «У нас тут так хорошо, все
дети между собой дружат. А новенький придет и все
испортит». Но глядишь, через 3—4 месяца ребенок в
группе с развитыми социальными отношениями
очень быстро приходит в норму: и агрессивность
снижается, и самооценка становится адекватной.
Группа все ставит на свое место. А все потому, что
в Монтессори-группе поощряется
самостоятельность детей, их творческая
активность. У педагога и ребенка партнерские
отношения. Кроме того, в Монтессори-садике группы
разновозрастные. И это само по себе имеет
положительное влияние: старшие учатся
заботиться о младших, опекают их. А младшие
стараются подражать старшим, легко обучаются на
их примере.
Группа похожа на семью. И детей группы отличают
удивительная разумность поведения и ощущение
психологического комфорта.
Марина Аромштам: Мы очень много
сегодня наговорили. Получился у нас очень
странный «педагогический винегрет». Попросим
теперь Елену Олеговну, специально занимавшуюся
проблемными детьми, выступить в качестве
эксперта и подвести итог сегодняшней встрече.
|