Как я рассказывала
сказки
Страницы из дневника
…Каждый день я рассказываю своим
пятилетним воспитанникам сказки. Это незыблемый,
не подверженный никаким помехам ритуал. Можно
отменить любое занятие, даже прогулку — но не
сказку. Некоторые уже с утра спрашивают: «А
сказка сегодня будет?» Знают, что будет. Не может
не быть. Но все равно требуют подтверждения.
Подтверждение тоже носит ритуальный характер.
Перед обедом мы усаживаемся в углу
игровой: кто — прямо на ковер, кто на диванчик,
кто — на пуфик. Я — на низеньком стульчике, чтобы
по возможности оказаться с детьми в одной
плоскости. У каждого в руках — «ребенок», мягкая
игрушка. Это чтобы занять руки, чтобы была
возможность прижаться во время слушания к
чему-то пушистому и, если нужно, дать занятие
рукам, потеребить шерсть. Совсем непросто
современному ребенку просидеть 15—20 минут,
обратившись в слух. Для него гораздо привычней
быть «глазом».
И я осознаю, насколько мы все во время
сказочного действа противостоим видеокультуре.
Даже я. Разве для меня привычно рассказывать?
Читать — да. Когда смотришь в текст. Тут
возможен простор для модуляции голоса, для
выразительности, потому что не нужно думать над
словом, над фразой, над развитием сюжета. К тому
же внимание ребенка поддерживается красочной
картинкой. А вот рассказывать… В Шехерезады я
точно не гожусь. Мой сказочный репертуар
довольно ограничен: по памяти я могу
воспроизвести несколько совсем «детских»
сказочек — типа «Колобка» или «Трех медведей». А
из длинных волшебных сказок — может быть,
«Сестрицу Аленушку». Ну, «Царевну-лягушку».
(Кстати, почему я их знаю? Потому что эти самые
сказки мне в детстве рассказывала мама.) В общем,
я могу рассказать максимум три волшебные сказки.
Не густо. Мой запас иссякает довольно быстро. А
дети требуют нового. Уж не знаю, как там
вальдорфские педагоги рассказывают одну и ту же
сказку в течение недели. У меня этот фокус не
проходит. Поколение, воспитанное на
телевизионном калейдоскопе, на скольжении по
программам… Если я вступаю в конкуренцию с их
видеовпечатлениями, то должна осознавать,
насколько это непросто…
Поэтому сказки я учу. С вечера. Как
домашнее задание. Моя подруга с этой же целью
эксплуатировала мифы Древней Греции. Но я мифы
оставляю на будущее. Они мне еще пригодятся,
когда мои дети пойдут в школу*. Я выбрала себе
итальянские сказки. Эту книжку я открыла в
детской библиотеке мужа — «Три апельсина». Я
сама этих сказок раньше не знала, и мне даже
интересно. Сказки там сложные, с приключениями,
со страстями. А сказка, судя по всему, обязательно
должна быть страшной. Это «социальный» заказ. Как
в стихотворении латышского поэта Мары Залите:
«Мам, расскажи мне про жутких зверей и
кровожадных драконов!.. Страшно хочу бояться!»
Дети действительно любят «бояться».
Это как игра. Когда степень «страшности» точно
отмерена, и в глубине души ребенок знает: лично
ему ничего не грозит, и сказка непременно
кончится хорошо.
Однако у каждого свой порог «насыщения
страхом». Одним всегда нужно больше, чем другим.
Здесь важно не ошибиться. К тому же страхи бывают
необъяснимые, связанные с личной историей
ребенка. Я, например, в детстве совершенно не
переносила сказку «Аленький цветочек». У меня
была такая тоненькая книжка в глянцевой обложке.
И там был нарисован Зверь лесной Чудо морское.
Походил он, как я сейчас понимаю, на козлоногого
сатира, но вызывал у меня страх необъяснимый.
Зачем-то я брала эту книжку в руки, зачем-то ее
пролистывала, зная, что на четвертой странице
нарисовано это существо, вызывающее у меня
животный ужас. Я старалась эту страницу
пропустить, не открывать. Но какая-то злая сила
заставляла меня взглянуть на пугающую картинку,
чтобы потом в ужасе засунуть книжку в самый низ
книжного шкафа, в кучу старых журналов. Видимо,
такая же сила заставляла жен Синей Бороды
открывать запретным ключом комнату смерти. Я
совершенно не воспринимала глубинный смысл
сказки, потому что впечатление от чудовища было
главным.
Правда, я заметила, что коллективное восприятие
сказок несколько отличается от индивидуального.
Страх делится на всех, а интерес к сказке
увеличивается за счет возможности разделить
свои эмоции.
Если, конечно, удается погрузить всех
представителей нашего коллектива в общее
переживание.
В этом моя главная задача как сказителя.
Потому я стараюсь не нарушать ритуала
ежедневного рассказывания сказки. И дети знают:
после слов, которыми мы зазываем сказку, уже
нельзя произносить ни одного лишнего звука.
Сказка по лесу идет,
Сказку за руку ведет,
Из реки выходит сказка,
Из трамвая, из ворот…
Чтобы, чтобы, чтобы, чтобы
Добрый Злого победил,
Чтобы Добрый чтобы Злого
Быть хорошим убедил…
Юнна Мориц
Тишина. Сказка начинается…
Марина АРОМШТАМ
* В течение 12 лет автор работал по
экспериментальной программе непрерывного
образования детей с четырех до десяти лет.
Мара ЗАЛИТЕ
ПРОСЬБА
Мам, ну не надо сегодня про фей,
принцев и добрых гномов!
А расскажи мне про жутких зверей
и кровожадных драконов!
Голосом страшным скажи про плохих...
С кем они думают драться?
Мам, ну пожалуйста, только про них!
Страшно хочу
БОЯТЬСЯ!
Перевод с латышского Л.Копыловой
Рисунки Вадима Кляшева |