Начнем с ушей.
Жил-был на свете Ребенок. Были у него ясные
глазки, задорный носик и хорошенькие маленькие
ушки. И была у Ребенка Мама — тоже ничего себе, но
с представлениями и устремлениями. Мама страстно
хотела, чтобы ее маленький Ребенок поскорее
научился разным важным вещам: как можно раньше
научился ходить — лучше до года; поскорее
запомнил буквы и овладел умением складывать из
букв слова — можно до того, как научится хорошо
говорить. Еще Мама хотела, чтобы Ребенок знал все
стороны света, названия планет, устройство
телевизора и компьютерные схемы. Сама она в свое
время не стала балериной. И модисткой не стала. И
женой президента. А потому твердо решила: пусть
жизнь ее не задалась, зато Ребенок всем покажет,
почем фунт лиха! Всем за нее отомстит. Станет если
не артистом балета, то артистом кино. Будет
играть только первых любовников. И еще будет
программистом — великим и богатым. А может быть,
если очень постараться, его даже президентом
выберут. И Мама очень старалась. Сначала она не
давала Ребенку ползать и учила ходить. Только
малыш отправится в самостоятельное путешествие
на четвереньках, Мама тут же подбежит — хвать его
за уши и давай тянуть вверх! Тянет-потянет — на
ноги поднимает. Только Ребенок решит пирамидку
сложить, Мама подбежит — и хвать его за уши: изо
всех сил тянет-потянет — нечего ерундой
заниматься, нужно буквы учить. Захочет мальчик в
кубики или в солдатики поиграть, Мама хвать его
за уши — и в кружок технического моделирования!
Потом — к учителю английского. Потом — в школу
моделей. Потом…
А потом случилась беда. Еще не было ясно, выберут
ли Ребенка когда-нибудь президентом, но любой с
первого взгляда определял: не играть бедному
малышу в кино роли первых любовников. Разве что
троллей или гоблинов. Потому что в результате
Маминых усилий у Ребенка выросли огромные уши —
длинные, как у осла. Или как у зайца. Этими
огромными ушами Ребенок шевелил в разные
стороны, чтобы определить, с какой стороны к нему
приближается Мама, и вовремя от нее убежать.
Может быть, он даже втайне надеялся когда-нибудь
проглотить свою Маму и еще какого-нибудь учителя
в придачу. Ведь большие уши — это только
промежуточная ступенька на пути к большим
зубам…
Вот такая ужасная история.
Написана она по мотивам
высказывания Александра Владимировича
Запорожца: «Если ребенка тянуть за уши, вырастет
не ребенок, а его уши».
Эта фраза родилась не сама по себе, а в
рамках полемики со сторонниками искусственной
акселерации — направления, ставшего невероятно
модным в республиках бывшего Союза в 70-х годах
прошлого столетия.
В быту слово «акселерация» обычно
связывают с образом рослых, полнотелых
подростков, достигающих половой зрелости на 2—3
года раньше положенного срока, и сопутствует ему
легкий осуждающий оттенок: мол, в голове «у этих»
еще пусто, а уже готовы детей рожать!
Подобные представления не далеки от
истины. «Педагогический энциклопедический
словарь» под редакцией Б.М. Бим-Бада (М., 2002)
сообщает нам, что слово «акселерация» происходит
от латинского acceleratio — ускорение — и
означает «ускорение роста и физического
развития детей по сравнению с предшествующими
поколениями». Впервые подобные явления были
отмечены в середине ХIX века. Утверждения об
ускорении развития детей были основаны на
статистических данных увеличения длины тела и
массы новорожденных, средних показателях роста
4—7-летних детей, скорости полового созревания
подростков и т.п.
Можно ли серьезно относиться к
подобным утверждениям, неизвестно. Физическое
здоровье граждан того или иного общества в целом
— и детей в частности — определяется целым
комплексом социально-биологических условий их
существования: экологической обстановкой в
регионе, уровнем жизни населения, наличием или
отсутствием войн, эпидемий, распространенностью
алкоголизма, наркомании и т.д.
Так или иначе, ученые, оперирующие
термином «акселерация», отмечают снижение ее
темпов к концу ХХ века.
Более того, в последней четверти
прошедшего столетия гораздо более актуальным
стало казаться явление так называемой
«инфантилизации молодежи». Психологи — и
западные, и отечественные — стали фиксировать
замедление психологического созревания детей и
подростков. Очень интересно писали об этом
явлении — каждый в своей работе — Д.Б. Эльконин и
Е.В. Субботский. Оба ученых пришли к выводу, что
инфантилизация, или более позднее наступление
психологической зрелости у молодых людей, —
логичный результат развития цивилизации. Чем
более высоких технологических высот достигает
культура, тем более удлиняется период
человеческого детства. Инфантилизация — это не
плохо и не хорошо. Это — ответ обществу на
формируемый им собственный образ.
Но если мотив акселерации каким-то
образом сказался на общественной жизни, то
прежде всего это коснулось педагогики.
В конце 60-х годов представления об
акселерации как об ускоренном физическом
развитии были значительно расширены и
распространены на область интеллектуального
развития детей.
Стали считать, что в связи с ускорением
общего развития обучение малышей самым
различным умственным операциям нужно начинать
как можно раньше. Одним из идеологов
интенсификации интеллектуального развития
дошкольников стал педагог-новатор Б.П. Никитин,
основатель целого направления в семейной
педагогике.
Борис Павлович полагал, что
интенсификация интеллектуального развития, его
ускорение за счет целенаправленных занятий
будет способствовать развитию одаренности в
детях. Гениальность, считал он, — результат
воздействия на ребенка определенных социальных
условий. Анализируя ситуации обучения и
воспитания великих людей, можно вывести
закономерности формирования гениев и на этих
закономерностях выстраивать образовательный
процесс. Почему, например, Софья Ковалевская
стала ученым? Потому что выросла в комнате,
которая вместо обоев была оклеена бумагой,
исписанной формулами. Вот что значит раннее
запечатлевание! Оклеим комнаты младенцев
изображениями интегралов — и получим великих
математиков!
Идея целенаправленного воспитания
эйнштейнов и лобачевских казалась невероятно
привлекательной родителям. Особенно родителям
из интеллигентной среды, возможности для
самореализации которых в эпоху застоя были очень
ограниченны.
Важнейшим словом для Никитина и его
последователей было слово «раньше»: «плавать
раньше, чем ходить», «читать раньше, чем
говорить», «решать задачи раньше, чем этому
начнут обучать в школе».
Такое социально-педагогическое
явление, как «Семья Никитиных», безусловно,
нельзя оценить однозначно — только знаком «+»
или знаком «–». Были серьезные общественные
причины для возникновения «Никитинского
движения». И одно из его безусловных заслуг — это
новый взгляд на семью как основополагающую силу
в воспитании ребенка и создание альтернативной
педагогики, которая в то время чуть ли не в
одиночку противостояла господствующему
школьному единообразию.
Но идеи ускоренного интеллектуального
развития детей — или, другими словами,
искусственной акселерации — должны были
подвергнуться критике. Против них и выступил А.В.
Запорожец.
Да, ребенка можно рано научить ходить.
Но надо ли? Данные физиологов свидетельствуют о
том, что для детского организма гораздо полезнее,
если малыш сначала научится хорошо ползать и
лишь потом сделает свои первые шаги.
Можно научить ребенка к двум годам
распознавать все буквы и к четырем — складывать
буквы в слоги или овладеть некоторым словарным
запасом для чтения целыми словами. Но надо ли?
Разве ребенок после этого перестанет нуждаться в
том, чтобы взрослый читал ему вслух? Разве раннее
знакомство с азбукой — гарантия того, что
ребенок действительно станет читателем книг?
Можно научить ребенка к семи годам
собирать и разбирать телевизор. Но, может быть,
будет полезнее, если он к этому времени научится
играть в ролевые игры со сверстниками?
Ведь сборкой телевизора можно
овладеть тремя, даже пятью годами позже. Если же в
возрасте пяти-шести лет не научился играть, этого
уже не наверстаешь. А отсутствие в опыте этого,
казалось бы, «пустяшного» умения (ведь в
воспоминаниях о Софье Ковалевской о подобных
вещах не упоминалось!) может самым роковым
образом сказаться в будущем на социальной
адаптации взрослого человека, на его умении
выстраивать семейную жизнь и воспитывать
собственных детей.
Каждый возрастной период, писал и
говорил А.В. Запорожец, должен быть полноценно
прожит человеком, потому что внутри каждого
возраста формируются психологические
новообразования, специфические именно для этого
периода. И если человек в своем развитии по тем
или иным причинам проскакивает какую-то
возрастную ступень, он многое теряет в
личностном развитии. Вторжение направленного
обучения, построенного по аналогии со школьным, в
границы дошкольного детства лишает маленького
ребенка возможности полноценного развития.
В противовес искусственной
акселерации А.В. Запорожец выдвигает термин
«амплификация». «Амплификация», в представлении
Запорожца, означает «обогащение развития» (от
латинского amplificatio — распространение,
увеличение). Отказ от интенсификации
интеллектуального развития вовсе не означает
отказа от педагогической деятельности. Просто
эта деятельность реализуется в рамках иной
ценностной парадигмы. Задача педагога —
заставить среду, окружающую ребенка, работать на
его развитие, на решение адекватных данному,
конкретному возрасту задач.
Игра, как известно, ведущая
деятельность дошкольника. Но это вовсе не
означает, что любая игра будет соответствовать
представлениям об амплификации. Чтобы ребенок в
игре развивался, должна развиваться сама игровая
деятельность. Если девочка в четыре года варит
кашу из песочка с травинками, в пять лет варит ту
же кашу и в шесть лет в ее игре под кодовым
названием «Дочки-матери» не появляется ничего
нового, кроме этой каши, то такое застревание на
игровом действии свидетельствует: с девочкой
что-то неладно. Вот здесь и должен включиться
педагог — подсказать новый ход, возможное
развитие игрового сюжета, предложить себя в
качестве нового персонажа. Если же девочка в свои
шесть лет будет продолжать варить песочную кашу,
а ее при этом будут активно учить читать и писать,
это не продвинет ребенка в личностном развитии, а
только законсервирует имеющиеся проблемы.
Игра — универсальный способ обучения
в дошкольном возрасте. В первую очередь потому,
что она обладает таким важнейшим свойством, как
синкретизм (целостность). В игре, как правило,
моделируется некий целостный мир, отвечающий
целостности восприятия ребенка. В игре ребенок
учится не чему-то одному, а сразу и тому, и тому, и
этому, и еще много чему. Природа игры позволяет
педагогу наладить те самые межпредметные мосты,
без которых немыслимо какое-либо образование в
дошкольном возрасте.
Но если с игрой еще что-то более или
менее понятно (надо, надо играть с детьми!), то со
средой — не очень. Обычно, говоря о создании
развивающей среды, представляют себе
искусственную среду, в которой находят место
только «полезные», целесообразные с
педагогической точки зрения предметы.
Как, например, обустроена группа
вальдорфского детского сада? Игрушки из
натуральных материалов, палочки, шишки, тряпочки
— и ничего «враждебного»: никаких тебе
компьютеров-телевизоров, лего, барби и иже с
ними… Если ребенок, посещающий такой детский
сад, воспитывается в закрытой общине и его
родители исповедуют ту же философию, что и
педагоги детского сада, тогда, возможно,
«вычищение атмосферы» и принесет свои плоды.
Но если дома ребенок не отходит от
телевизора, лезет в Интернет по следам старшего
брата, бегает к соседке — обладательнице Барби —
взглянуть на новый пластмассовый унитазик в
кукольном особняке, и при этом в садовской группе
ему предлагают в качестве развлечения
перекладывать с места на место шишки — это вряд
ли приведет к чему-нибудь хорошему. Искусство
педагога в том и заключается, чтобы все
«дьявольские» достижения прогресса, включая
ненавистный телевизор и пугающий компьютер,
заставить работать на себя. Или, точнее, на
возрастные задачи ребенка.
Телевизор — такая же реальность нашей
жизни, как метро и автомобиль. Мы же не
отказываемся от езды на автомобиле под
предлогом, что лошадь — средство передвижения, в
большей степени отвечающее экологическим
требованиям. И холодильником не отказываемся
пользоваться, раз это удобно.
Компьютер — знамение новой эпохи. И
игнорировать его так же глупо, как глупо было
ломать станки в эпоху разорения мануфактур и
становления фабричной промышленности.
Но вот чтобы и телевизор, и компьютер, и
автомобиль служили задачам амплификации —
задачам обогащения, а не отупения детей,
педагогам нужно сильно напрячься. Не вопить от
ужаса и не хвататься за сердце, а думать, искать
альтернативы, работать над модернизацией
программ, над новыми педагогическими методами и
приемами.
И это — самая большая проблема. Потому
что педагогика по сей день остается одной из
самых консервативных областей общественного
сознания, дающей ответы на вопросы, поставленные
вчерашним или даже позавчерашним днем. Потому
что педагоги не любят учиться и тем более
переучиваться. Потому что они с трудом совмещают
личностную позицию с профессиональной, и редкие
педагогические коллективы способны выступить
единой командой профессиональных партнеров.
Единственное, что утешает в этой
ситуации, так это наличие исключений. И они, эти
исключения, бывают столь яркими, что забываешь об
их тусклом фоне.
По материалам беседы с
Еленой КРАВЦОВОЙ, доктором
психологических наук, директором
Института психологии
им. Л.С. Выготского РГГУ
Записала Марина АРОМШТАМ
|