ДЕТСКИЙ МИР

Мульти-пульти в философском разрезе Основные вопросы мультипликационной философии «Мой любимый мультик!» «Будем мультики смотреть!» «А у нас новый мультик!» Ни один взрослый не сможет отрицать пристрастия детей к мультфильмам — пристрастия, с которым мало что может конкурировать. И потому мультфильмы заслуживают серьезного психолого-педагогического анализа как специфическое явление, оказывающее не последнее влияние на детскую жизнь. Вопросов «по теме» много. Почему этот вид экранного искусства так пришелся детям по душе? Хорошо это или плохо? Что из этой ситуации может — и может ли — извлечь педагог? Серебряное блюдечко мультфильма Мультфильмы возникли как один из видов экранного искусства для взрослых. В этом их судьба сильно напоминает судьбу другого загадочного жанра — сказки, на заре своего существования также адресованной взрослым слушателям и лишь потом, века этак с восемнадцатого, постепенно «узурпированной» детьми. Первые мультфильмы были рассчитаны на взрослую аудиторию, разрабатывали сюжеты для взрослых и по стилю своему были карикатурами, сатирической пародией на взрослую жизнь. Однако всего через несколько лет после рождения анимации как таковой появились мультипликационные произведения, адресованные детям. Гораздо раньше, чем детские ленты игрового кино. Это казалось естественным. В мультфильмах действовали «персонажи с картинок» и куклы, давно «прописанные» в мире детей. Оживающие картинки волшебной книги, путешествие в нарисованную страну — излюбленные мотивы сказочных сюжетов. А о куклах, которые живут насыщенной и полной приключений кукольной жизнью, когда их маленькая хозяйка или хозяин засыпает, и говорить нечего. Классические примеры — Щелкунчик и Стойкий оловянный солдатик. Сказки повествовали о мечтах детей, о том мире, в существование которого они верили, — с «изнанкой», с таинственным слоем, проводником в который становится игрушка или волшебный персонаж. Мультфильмы сделали эти мечты реальностью: картинки в них действительно ожили, а куклы стали двигаться. Анимация как вид искусства ответила на глубинный психологический запрос ребенка и, словно серебряное блюдечко с золотым яблочком, явила ему заветный фантастический мир. Теперь о нем можно было не только догадываться. Появилась возможность его увидеть своими глазами. Незаменимое слово «мультфильм» Направление искусства, связанное с созданием мультфильмов, еще недавно называлось мультипликацией. Однако в настоящее время профессионалы предпочитают термину «мультипликация» термин «анимация». Слово «мультипликация» происходит от латинского multiplicatio — умножение. Применительно к сфере кино оно означает съемку отдельных, последовательно расположенных рисунков с постепенно меняющейся зарисовкой движения фигур. В результате при показе на экране рисованные персонажи как бы оживают. Таким образом, термин «мультипликация» более или менее точно отражает технологию создания только рисованных фильмов. А мультфильмы бывают еще и кукольные, пластилиновые, созданные с помощью компьютерной техники. Слово «анимация», ведущее свое происхождение от латинского anima — душа, означает «одушевление». Такое содержание покрывает самые разные технологии создания мультфильмов. Поэтому «анимация» постепенно вытесняет слово «мультипликация». По крайней мере в языке профессионалов. Производное от слова «анимация» — «аниматор» — тоже прижилось в языке и в терминологическом ряду. Казалось бы, сочетание «анимационный фильм» хорошо встраивается в намеченный смысловой ряд и гораздо больше нравится аниматорам, чем слово «мультфильм». Однако последнее оказалось неистребимым и невытесняемым. Прежде всего потому, что прочно «окопалось» в детском языке и к тому же произвело на свет уменьшительно-ласкательное «мультик». И свет во тьме... Эффект мультфильма (как любого фильма и любой телевизионной передачи) усиливается еще и за счет светящегося экрана. Источник света обладает особой магией. Недаром в древности люди поклонялись огню и солнцу. «Нарисуйте свою семью!» — предложила одна учительница первоклассникам и потом с горечью жаловалась коллегам: на большей части детских рисунков была изображена комната, в центре которой красовался огромный телевизор. Вокруг него группировались имеющиеся в наличии члены семьи. «Телевизор у них — главный в доме! Вы представляете?» Задуматься есть над чем. И учительница была отчасти права в своем педагогическом негодовании: для большинства семей время, совместно проведенное у телевизора, является самой распространенной формой досуга. Часто единственной. И это, конечно, плохо. Но, по большому счету, то, что дети рассматривают телевизор как центр дома, вполне правомочно. Ведь телевизор излучает свет. Раньше центром жилища была печь — наследница древних алтарей и жертвоприношений: в печи обитал огонь. Огонь был не только дарителем тепла и горячей еды, но и источником особых по своей силе зрительных ощущений. Психологи утверждают: на огонь человек может смотреть бесконечно — так завораживают его языки пламени. Так что чувства, которые человек испытывает, сидя перед теле- или киноэкраном, сродни архаическим переживаниям древнего человека, наблюдающего пляску костра и пытающегося рассмотреть в пламени вещие картины или образы духов. Язык зрительных образов На вопрос «Что такое хороший мультфильм?» Аида Зябликова, один из известных отечественных режиссеров анимационных фильмов, создательница «Домовенка Кузи», ответила: «Хороший мультфильм — тот, в котором звуковой комментарий и речь персонажей сведены к минимуму. В идеале это мультфильм, вообще не требующий никакого звука, кроме музыки. Самое главное в анимации — зрительный ряд. Он несет основную информацию. Он и должен говорить сам за себя — языком зрительных образов». По возможностям в создании зрительных образов с анимацией не может сравниться никакое другое искусство. Уже самый первый в истории анимации кукольный мультфильм «Прекрасная Люканида, или Война усачей с рогачами», снятый в 1912 году русским аниматором Владиславом Старевичем, не только произвел фурор среди зрителей, но и заставил их всерьез рассуждать о якобы феноменальных способностях художника в дрессировке насекомых. Персонажами «Прекрасной Люканиды» были жуки. Не настоящие жуки, а жуки-куклы, но сделанные так искусно, двигающиеся так правдоподобно, что заподозрить их «неприродное происхождение» было просто невозможно. Поэтому публике легче было поверить в талант Старевича-дрессировщика (а что — дрессируют же тараканов для участия в тараканьих бегах!), чем в талант Старевича-аниматора. Реалистичными кажутся зрителям Кинг-Конг и динозавры Спилберга, хотя и участвующие в «живом» кино, но по сути являющиеся мультперсонажами нового — компьютерного — поколения. Порой анимационное искусство напоминает мистификатора, главная задача которого — создать у зрителя иллюзию подлинности действующих на экране персонажей, обитающих в параллельном мире. Есть ли у мультфильмов «седая борода»? До сих пор ведутся споры, считать ли мультфильмы предшественниками киноискусства, или они появились вслед за немым кино, в процессе развития кинематографа. Аттракцион, демонстрирующий публике движущиеся картинки при помощи «волшебного фонаря» — аппарата, напоминающего фильмоскоп, был известен еще в средние века. Однако корень «фильм», входящий в состав слова «мультфильм», в переводе с английского означает «пленка». То есть «мультфильм» — множество картинок на пленке. «Каучуковый» персонаж и «тело без органов» Казалось бы, кому нельзя было бы предъявить такой претензии, так это героям Диснея. Действующие лица диснеевских мультфильмов подчеркнуто нереалистичны и всецело принадлежат вымышленному миру. Профессионалы называют их «каучуковыми персонажами». Они напоминают собой амебу, не имеющую жестко зафиксированных телесных границ и способную перетекать с места на место за счет вытягивающихся ложноножек. Изобретение «каучукового» персонажа и разработка новой технологии рисованных мультфильмов стало революцией в истории мультипликации. Аида Зябликова рассказывает: «Когда мы, советские мультипликаторы, получили возможность познакомиться с диснеевской технологией создания “каучукового” персонажа, то были потрясены. Во-первых, это было очень смешно. Во-вторых, открывало совершенно новые возможности в создании мультфильмов». Пластика «каучуковых» персонажей является не только производной фантазии гениального художника, но и самым ярким и наглядным выражением новой философии «тела без органов», или тела в состоянии аффекта, разрабатываемой примерно в это же время известным французским режиссером и теоретиком театра А.Арто. Согласно этой теории, тело человека не равно само себе и не определяется границами его организма. Любое сильное чувство как бы выносит человека за пределы собственного тела. Под воздействием аффектов — радости, гнева, любви —наше тело может «расширяться» или «съеживатся», уступать свою территорию Другому (другому телу) или вторгаться в его границы. Поэтому диснеевские герои, вроде бы абсолютно не реалистичные, на самом деле выражают глубинную суть человеческого самоощущения и взаимодействия. В их неправдоподобно вытягивающихся руках и сплющивающихся головах выражается наше самоощущение: от обиды и унижения мы словно становимся ниже ростом; от признания в любви у нас возникает чувство, что мы способны охватить объятием весь мир. Маленьким детям близок именно такой взгляд на мир, живые объекты которого характеризуются целостностью и целостным реагированием на ситуацию. Мультперсонажи — наследники райка Однако именно особенность пластики «каучуковых» персонажей из мультфильмов Диснея и из отечественного анимационного бестселлера «Ну, погоди!», сделанного по диснеевской технологии, породила главную педагогическую претензию к ним. Претензию нешуточную: по поведению героев можно решить, что они не чувствуют боли, и поэтому мультфильмы, в которых действуют подобные персонажи, якобы сеют агрессию и воспитывают в детях нечувствительность к чужим страданиям. Можно ли тут возразить? Аида Зябликова употребила одно ключевое слово — смешно: «Это невероятно смешно». Смех, как известно, составляет органичную пару страданию. Один еврейский анекдот повествует о человеке, которого с рассеченной грудью подобрали после погрома. Когда раненого спросили, испытывает ли он боль, тот ответил: «Только когда смеюсь». Народный театр весь построен на подобном принципе. В Малороссии существовал обычай под Рождество устраивать вертепные представления, в которых изображались избиение младенцев царем Иродом и бегство Марии и Иосифа в Египет. Заканчивался этот трагический спектакль абсолютно непристойным фарсом, разыгрывавшимся персонажами, не имеющими никакого отношения к библейской истории. Зачем? Чтобы подчеркнуть контрастность жизни, а заодно дать зрителям перевести дух и не «кручиниться сердцем» в светлый праздник. Чем занимались на ярмарках всеми любимый Петрушка и его западный коллега Панч? Нещадно колотили дубинкой всех, кто вставал им поперек дороги или просто перечил. На чем заработал свой сценический капитал знаменитый итальянский Арлекин? На том, что без всяких серьезных причин тузил Пьеро. Так что традиция тумаков, над которыми можно и нужно смеяться, имеет глубоко «народные» корни. Тот, кто умеет по-настоящему смеяться, научится и грустить. Смех, которым смеются над хроническим неудачником Волком из «Ну, погоди!» и Котом, досаждающим Микки-Маусу, — не злобный. Все персонажи вызывают у зрителей сочувствие, если не симпатию. Да и, положа руку на сердце, нельзя не заметить, что Волк в мультфильме В.Котеночкина гораздо более симпатичный, чем Волк в классических сказках про Красную Шапочку или про семерых козлят. Фантастический мир или мир чужой фантазии? Анимационные герои двигаются, как живые. Движение в сознании маленького ребенка — первый признак одушевленности. Но анимация — не действительный мир, а мир виртуальный. И куклы, ссорящиеся между собой, путешествующие и справляющие свадьбы, принадлежат виртуальной реальности. Выходит, анимация обманула ребенка? Вместо действительного фантастического мира предложила ему мир чужой фантазии? Психологи говорят, что экранная информация, которую поглощают современные дети, притупляет их воображение: готовые зрительные образы блокируют созидание собственных. Однако подобные претензии можно адресовать не только мультфильмам, но искусству иллюстрации в целом. Сегодня нам кажется очевидным то обстоятельство, что детская книга должна быть снабжена «большими красивыми картинками». Как же иначе? Ведь зрительный образ — опора для слухового восприятия. Он помогает ребенку удерживать внимание. Но еще недавно (относительно недавно), в 60-е годы ХХ столетия, раздавались голоса, возражающие против иллюстрирования детских книг. В число протестующих входили знаменитый писатель и филолог Р.Толкиен и не менее знаменитый психотерапевт Б.Беттельгейм. «Как бы ни были иллюстраторы хороши сами по себе, сказке от них мало пользы, — писал Толкиен. — Если сказка повествует: “Он взобрался на холм и увидел реку, протекающую в лежащей перед ним долине”, иллюстратор может передать лишь свое собственное видение этой картины. И даже если оно будет отличаться от всех гор и рек, которые он когда-либо видел в действительности, это видение так же будет отличаться от Горы, Реки и Долины, получивших свою жизнь в слове». (Что бы сказал создатель «Властелина колец», если бы дожил до экранизации своей знаменитой трилогии?) «И поэтому, — продолжает мысль Р.Толкиена Бруно Беттельгейм, — волшебная сказка много теряет, когда ее персонажи и события получают свой образ не в воображении ребенка, а в виде готовых иллюстраций. Дети и взрослые часто предпочитают переадресовать кому-нибудь другому трудную задачу нарисовать в своем воображении сказочные события. Но если иллюстратор определяет направление нашего воображения, это сильно сокращает наши собственные возможности и возможности индивидуального восприятия сказочной истории». С такой позицией полностью соглашаются вальдорфские педагоги, которые выступают не только против присутствия экранной продукции (мультфильмов в том числе) в жизни детей, но и против современной игрушки. Игрушки не могут явиться ребенку в виде уменьшенных копий окружающего мира — со всеми мелкими деталями и подробностями, с моторчиком и способностью говорить «мама». Это лишает ребенка необходимости включать свое воображение. Игрушка должна быть аморфной, способной в разных ситуациях выполнять различные роли. Поэтому предпочтительны куклы без лиц (в лице главное — эмоциональное выражение, а эмоция куклы диктуется игровой ситуацией), деревянные бруски вместо машин и полифункциональные веточки и шишки. Эта позиция аргументированна, но уязвима. В сущности никто на сегодняшний день не знает точных механизмов функционирования и развития воображения. Сравнительными данными по состоянию воображения детей, к примеру, «золотого века» русской деревни (если таковой был) и детей компьютерной эры мы тоже не имеем. Статистики по количеству суперпрограммистов и атомных физиков, вышедших из детей, с детства увлекающихся компьютерами, и из детей, играющих в шишки, у нас тоже нет. Но вряд ли мы можем упрекнуть специалистов, разрабатывающих компьютерные программы и выросших в эпоху тотальной экранизации, в отсутствии воображения. Хотя оно, наверное, отличается от воображения писателей или педагогов. Что касается возражений великого мифолога и великого психотерапевта, то, возможно, они все-таки были не совсем правы по отношению к иллюстраторам. Картинка действительно играет огромную роль в детской книге. И не обязательно отрицательную. Устный рассказ-импровизация или сказка, рождающаяся по воле сказителя здесь и теперь, опоры на зрительный образ не требует. Слушатель присутствует при творческом акте сочинения и втянут в творческий акт на уровне зрительного воображения. Позиции рассказчика и слушателя в этом случае идентичны и обусловлены законами бытования фольклора — внеличностного, надличностного творчества. Текст книжный изначально принадлежит другой культуре — индивидуализированной, авторской. Когда текст читается по книге (по-писанному), читающий в лучшем случае может интерпретировать его интонационно. Но не может по собственной воле видоизменять предложения или вставлять свои слова. Читаемая история являет собой готовый продукт. А тот, кто слушает, смотрит на готовую картинку. Стартовый уровень творческого взаимодействия читающего и слушающего здесь также определяется равными позициями. Искусство перевода, или Человек — мера всех вещей Но иллюстрация — особенно талантливая, относимая к разряду произведений искусства, — не тождественна тексту. Она оперирует своей системой знаков и значений и, следовательно, является переводом информации с одного языка на другой. В данном случае с языка слов — на язык линий и красок. Такой перевод — акт творческий, отражающий многомерность мира. И способность ребенка улавливать связь между одним и другим свидетельствует о пластичности его психики, о его возможности овладеть различными языками культуры и способами интерпретации знаков. Уолт Дисней Анимация — еще одна языковая система. Не тождественная ни тексту, ни иллюстрации. Анимацию нельзя обвинить ни в якобы всегда присущей ей агрессивности, ни в тщательно скрываемом в ее недрах вреде для психики. Это вид искусства. Все зависит от конкретного произведения, от условий встречи с ним и от личности зрителя. Что действительно плохо для ребенка, так это избыток информации. Не только экранной — любой. Избыток информации, в том числе и словесной, заблокирует все, что угодно, включая память и мышление. Ребенок, большую часть жизни проводящий перед телевизором, обречен на атрофию воображения: психологический закон его развития требует переработки получаемой информации — ее отбора, переживания, проигрывания. Мера — великая вещь. Это поняли еще античные греки. Любое лекарство может превратиться в яд, стоит нарушить дозировку. Любое занятие, не ограниченное временем, поработит человека. Различие между увлечением и манией — количественное. Но у телевизора — основного поставщика мультфильмов — имеется одно волшебное устройство: кнопка «power». Взрослым просто нужно научиться ею пользоваться. А со временем научить этому ребенка — высвобождать время, руководить временем и не позволять телевизору себя засасывать. Если же малыш по каким-то причинам «подсаживается» на телевизор, это диагностическая ситуация. Тогда нужно срочно брать его под мышку и бежать к психологу. И дело здесь не в качестве экранной продукции, а в отношениях мамы с папой и в личностных проблемах ребенка. Хороший мультфильм становится таким же материалом для развития игровых сюжетов, для рисования и лепки, как прочитанная книга или посещение зоопарка. При этом ребенок будет рисовать запомнившихся ему персонажей такими, какими он их видит своим «внутренним» взором. Если, конечно, не вмешаются взрослые. Если они, со свойственной им навязчивостью, не возьмутся научить малыша «правильным» приемам изображения диснеевских персонажей, приложив максимум усилий для формирования абсолютно не развивающих изобразительных клише. «Мультяшный стиль» в детских рисунках отвратителен. Но он не имеет ничего общего с искусством анимации и, как правило, инициирован и навязан детям взрослыми, научившимися копировать мордочку Микки-Мауса и на этом основании возомнившими себя художниками. Копировальщик не есть художник. И он не может открыть для ребенка художественную действительность. А вот настоящее искусство может. В том числе и искусство анимации. Марина АРОМШТАМ По результатам психологического исследования Психологическое исследование младших школьников 1—3-х классов, проведенное в нескольких школах г. Костромы И.В. Гундаровой и ее коллегами, показало: Мультфильмы относятся к числу любимых детьми телевизионных передач. 74,5% детей сказали, что любят отечественные мультфильмы, 87,2% высказались за зарубежные анимационные фильмы. По результатам цветового теста мультфильмы крайне редко становятся причиной грустного настроения детей и никогда — тревожного или подавленного. В числе самых популярных отечественных мультфильмов оказались мультфильмы про домовенка Кузьку, «Ежик в тумане», «Ну, погоди!», истории про Дядю Федора. В числе самых популярных зарубежных мультфильмов оказались: «Том и Джерри», «Микки-Маус», «Русалочка», «Черный плащ», «Вуди и его друзья», «Битлджус», «Покемон». Возраст детей определяет их отношение к кукольным мультфильмам. Так, для большинства третьеклассников характерно пренебрежительное отношение к этому виду мультипликации. Они считают его «малышовым» и предпочитают смотреть зарубежные рисованные мультфильмы с яркими спецэффектами. 12,8% младших школьников предпочитают западным мультфильмам отечественные, потому что «они добрые и понятные; в них всегда побеждает добро». По материалам сайта ярославского «Педагогического вестника». Автор благодарит Аиду ЗЯБЛИКОВУ, замечательного режиссера и аниматора популярных мультфильмов, за возможность познакомиться с ее размышлениями по поводу развития отечественной анимации, а также с ее статьями и фильмами.