Я начала работать с детьми еще до
нашествия компьютеров и видеоигр. Однако уже
тогда общение с экраном вместо общения с людьми
оставляло свою печать на личностях детей.
Но интересно, что сам по себе экран
телевизора или компьютера не представляет
серьезной конкуренции для воспитателя. Обычно
дети предпочитают пассивному потреблению
активные действия и приключения. Когда бы я ни
приходила к детям с художественными материалами,
экран сразу отодвигался на второй план.
По-видимому, нашествие компьютеров и
видеоигр нарушило баланс и привело к
фундаментальным изменениям в поведении детей.
Как и молодняк любых высших млекопитающих, наши
дети наделены врожденным любопытством,
неистощимой энергией, они жадны до игры, жизни,
приключений. Стоит начать копать яму, строить
что-нибудь, доступное детскому пониманию, и они
начинают толпиться вокруг, смотреть, предлагать
помощь, включаться в дело.
Направить детскую энергию, не разрушая
жизненную силу, всегда было одной из задач
взрослого мира. Чтобы помочь детям успокоиться,
уснуть или, когда нужно, просто подождать, мы
рассказывали им истории, учитывающие детскую
жажду приключений, настроенные на волшебные
мечты и безграничные фантазии. Эти сказки
формировали структуру детского внутреннего мира
так, что изменчивые фантазии становились
воображением.
Игра, рисование, учеба, постепенное
включение во взрослые дела — все это вместе
играло свою роль во взрослении ребенка. Но это
требовало и от взрослых некоторого участия и
надзора. Теперешним взрослым гораздо проще.
Видеоигры приводят детей в спокойное, занятное,
беспроблемное состояние еще лучше, чем
телевизор. В чем же состоит соблазняющая сила
этих игр, настолько большая, что она превосходит
врожденное детское стремление к деятельности,
приключениям, дружбе с себе подобными и
утихомиривает неистощимую детскую энергию?
Знакомство с поведением животных
может помочь нам понять, что происходит с нашими
детьми. В поведении всех животных, способных к
произвольному действию и движению, мы находим
два диаметрально противоположных типа
поведения. Первый относится к способности
воспринимать и распознавать территории и дороги,
а у социальных животных — и других особей.
Процесс распознавания подобных объектов может
быть достаточно сложным, и животное может
позволить себе потратить на него некоторое
время.
Но когда дело касается распознавания
объектов или ситуаций, важных для выживания,
таких, как пища, враг, потенциальный партнер,
погода и так далее, распознавание должно быть
очень экономичным, быстрым и основываться на
надежных признаках. Пищу или врага животное
должно уметь быстро распознать среди множества
разнообразных и сбивающих с толку вещей и
событий. На дождевом черве нет яркой красной
точки, по которой птицы могли бы легко его найти.
И сова не посылает сигналов, по которым мышь
узнавала бы о ее приближении. Только некоторые
очень опасные существа посылают сигналы
предупреждения. Гремучая змея гремит: «Не лезь ко
мне. Я тебя убью», — и оса предупреждает
черно-желтыми полосами о своем жале.
Находить однозначные характеристики
— очень трудная работа. И вместе со способностью
выполнять эту работу у животных возникает жажда
положений, которые легко и четко распознаются, а
также привычка страстно реагировать на подобные
четкие положения. Как правило, чем яснее
ситуация, тем быстрее и выразительнее ответ.
Естествоиспытатели пользуются этим
явлением, когда хотят исследовать врожденные
механизмы реакции различных животных. Они строят
пустышки, так называемые «преувеличенные
объекты», в которых преувеличены те черты, на
которые у зверей настроены механизмы реакции.
Обычно такие эксперименты не вредят животным.
Любой темный предмет, медленно движущийся на
небольшой высоте, заставляет цыплят разбегаться,
как будто от коршуна. Но охотничьи приманки
работают на том же самом принципе. Подсадная утка
привлекает птиц сильнее, чем живая, именно
потому, что ее форма упрощена и ее легче
распознать среди других признаков.
В естественных условиях на этом
принципе развились некоторые виды паразитизма,
например, стратегия поведения кукушки. У птиц
механизм кормления обычно стимулируется
раскрытым клювом птенцов. Клюв птенца кукушки
шире и ярче, чем клювы птенцов, в чьем гнезде он
оказался. И родители не могут устоять перед
искушением кормить его лучше и чаще, чем своих
способных птенцов.
Среда обитания, измененная человеком,
может ненамеренно провоцировать подобные
трагедии. В промышленных районах птицы, которые
обычно вьют гнезда из прутьев, оказываются перед
соблазном вить гнезда из проволоки, которую
гнуть легче, чем прутья. Неистовое рвение, с
которым привыкшие к суперпрутьям птицы
пускаются на поиски этого мертвецки холодного
строительного материала, имеет характер
наркотической зависимости. Гибкая, прочная,
простая в обращении проволока с лихвой
удовлетворяет некоторые поведенческие аппетиты
птиц, но в то же время она не выполняет функции,
существенные для выживания, — она не сохраняет
тепло в гнезде. Птицы, столкнувшиеся с
проволочными суперпрутьями, не могут
противостоять их привлекательности.
Можно ли сравнить пристрастие
гнездовых птиц к проволоке вместо прутьев с
пристрастием детей к видеоиграм вместо более
сложных видов игр? Люди наделены способностью
распознавать понятия, и они не настолько жестко
запрограммированы, как птицы. Социальные сигналы
не только не обязательны, но и не так уж надежны.
Однако механизмы, которые возникли до появления
человека, продолжают в нас работать.
Мне кажется, что видео- и компьютерные
игры работают примерно на том же принципе, на
котором строится влечение к «преувеличенным
объектам». Игры спроектированы так, чтобы
удовлетворять нормальную для каждого ребенка
страсть к соревнованию, к победе, к жестким,
безграничным фантазиям. Фигуры на экране
нарисованы профессионалами и обладают
фантастическими, неправдоподобными силами,
выдуманными взрослым умом. Манипулирование
экранными манекенами не требует усилий или
храбрости, но небывалые подвиги, совершаемые на
экране, настолько превосходят реальные игры и
выдумки, доступные ребенку, что со временем он
привыкает к легким экранным победам.
В то же время компьютерные игры не
выполняют многих функций, которые выполняют игры
в процессе взросления. Соревнуясь на экране, дети
не имеют никакого стимула развивать свои
физические способности, храбрость и силу,
которые помогли бы им победить в настоящем бою.
Не учатся они и заводить друзей, создавать союзы,
искать компромиссы. Они не учатся терпеть
разочарования и физическую боль. У них нет
возможности многократно проверить себя в
физическом и социальном окружении. Игра, обычно
являющаяся подмогой в росте, ведет к застою.
Соблазняющая сила компьютерных игр не
ограничивается городами, где жестокие и опасные
улицы сковывают возможности детских игр и
приключений. Даже в сельской местности, где
природа зовет к играм, дети сидят, приклеившись к
экранам, забыв про все на свете.
Детские игры и выдумки удаются лучше
всего, если предоставить детей самим себе. Да и
сами дети радуются, когда родители разрешают им
играть самостоятельно. Но теперь мы не сможем
сказать детям: «Поди поиграй в саду», — даже если
этот сад есть. Дети не научились играть с другими
детьми. Они не умеют придумывать себе занятия или
находить, с чем играть.
Стремясь отучить детей от пристрастия
к компьютерным играм, мы не должны пытаться
соперничать с ними, потому что мы в любом случае
проиграем. Мы должны предлагать детям то, что не
дадут им компьютеры: сотрудничество и реальные
впечатления. К счастью, большинство детей
предпочитают добрых и изобретательных взрослых
механическим устройствам.
В наше время детям более, чем когда
либо, нужны дружба и помощь взрослых, но у
взрослых на это остается все меньше и меньше
времени. Кроме того, молодые родители часто
подвержены тем же соблазнам, что и их дети. Даже
если они чувствуют, что что-то идет не так, они
оказываются пусты и беспомощны и стараются
заполнить свою пустоту вещами. Они сами должны
сначала узнать мир, лежащий за пределами
коммерческих соблазнов.
Разумеется, играя в компьютерные игры,
дети приобретают некоторые способности, которые
пригодятся им в современной жизни. Понятно,
почему родители радуются тому проворству, с
которым дети управляются с техническими
устройствами, — они считают, что потом это
поможет детям заработать себе на хлеб. Таким
образом, мы не можем просто отказываться от этих
игр или запрещать их. Но мы можем
противопоставить их безжизненности реальные
ощущения. Заботясь о птичке, щенке или котенке,
ребенок узнает о жизни животных гораздо больше,
чем насмотревшись самых лучших фильмов об
экзотических зверях. Эта вторичная информация
становится знанием, только если она сочетается с
более осязаемыми впечатлениями от общения с
животными.
Физические ощущения при занятиях
художественным творчеством могут оказаться еще
одним противовесом соблазну технологичности.
Когда ум и руки работают вместе, когда опыт
получает форму в краске, дереве, камне или глине,
когда материал сопротивляется, подчиняется,
заявляет свои права — рождается новая
реальность. Компьютерное искусство не способно
создать этот поток между телом и сознанием. Если
мы пытаемся отвлечь детей от компьютерных игр,
привлекая их к рисованию компьютерных рисунков с
помощью мыши, мы так и не покидаем технической
сферы. Руки и голова так и остаются разделены.
Мне кажется, что искусствотерапевты
могут помочь детям и их молодым родителям
превозмочь соблазн технологии, предлагая им
осязаемые художественные материалы. Они могут
работать на бумаге, в камне, орудовать молотком и
резцом или гусиным пером. Противоречие между
присущей художественному творчеству свободой и
несгибаемыми свойствами материала и инструмента
само по себе должно вызывать интерес.
Птицы, столкнувшись с проволочными
суперпрутьями, не могут противостоять их
мертвящей привлекательности. Можно надеяться,
что мы, люди, можем дать нашим детям достаточно
тепла и понимания, чтобы помочь им жить с
технологией, но не зависеть от нее.
Перевод с английского Алексея
Лельчука
|