Записки
воспитательницы
Продолжение. Начало см. в № 10 за
2004 год
11.XI. Как меня принимали на работу.
Вот тоже странно.
Заведующая совсем молоденькая, на вид лет на пять
старше меня. Тип тот, который не люблю: уже с
жирком, видно, что сладко ест и мало двигается;
одета богато, но безвкусно. Лицо невыразительное,
какое-то сонное, зовут Наталья Петровна.
Поразила она меня тем, что ровно ничего, ну, ни
словечка не сказала мне о работе, о детях. Все, что
ее интересовало, — документы. Она их очень долго,
внимательно смотрела. Потом дала мне кучу
бумажек, которые нужно было подписать.
И это все. Какая-то канцеляристка!
Держится она солидно, важно, мельком упомянула в
разговоре о том, что у нее есть мобильный телефон,
что она часто бывает в городской администрации.
Вот так!
Да, чуть не забыла — о своем первом знакомстве с
детьми.
Привела меня Наталья Петровна в группу.
Впечатление, что детей она не знает и они ее не
интересуют: она с ними поздоровалась, как с
чужими, они с ней так же. Изобразила на лице
умиленную улыбку (при виде маленьких детей так
полагается делать, я давно заметила). «Сдала»
меня Любови Борисовне и ушла.
Ну, а у меня глаза разбежались. Сколько детей!
Какие они милые, интересные, смешные!
Я одну крошечную девочку взяла на руки и высоко
подняла (сказалось мое спортивное прошлое). А им
так понравилось! — они все захотели, чтобы их
подняли! Я всех рассадила по подоконникам, столам
и пр. возвышенным местам. Дети были в восторге!
Любовь Борисовна, впрочем, улыбалась слегка
испуганно — я потом только заметила.
И вот я думаю: хорошо ли я сделала? Может, надо
было посолидней? Держать дистанцию?
12.XI. Сегодня наконец могу сделать
первую запись о конкретном ребенке, как нам
советовал наш мудрый Лев (Израилевич). Это все та
же Лиза.
Лиза очень хорошенькая девочка, черненькая,
глазки как маслинки.
Сегодня она осталась в группе последней: мама
запоздала ее забрать. Играть с Лизой пришлось
мне. Сначала мы играли в кегли. Оказывается, Лиза
очень любит командовать: она весьма решительно
распоряжалась: «Ты стань туда! Бласай! Ну,
бласай!» Во время игры она называла меня на «ты»
(хотя вне игры, конечно, на «вы»), — интересно,
почему? Может, она привыкла партнеру по игре
«тыкать» и не может перестроиться? А, может быть,
такой маленький ребенок вообще не воспринимает
другого человека как какое-то целостное существо
— для него есть только социальные роли: роль
Воспитателя, роль Игрового Партнера, Нянечки,
Мамы? И способ взаимодействия жестко задается
ролью: с Игровым Партнером надо говорить на «ты»,
можно сердиться, командовать, — а с
воспитательницей надо повежливей?
Хорошо, что у меня хватило ума ее не поправлять,
хотя, честно говоря, хотелось: вообще я сначала
себя неудобно чувствовала: во-первых, моя Лизка
уж очень раскомандовалась; во-вторых, я,
оказывается, разучилась играть! То есть уметь-то
там нечего, а вот смысла в этом не вижу и никакого
удовольствия не получаю. Играла я с ней сначала
из чувства долга. Мне было скучно, чувствовала я
себя неловко, ждала, когда же, наконец, придет
мама.
Но кегли Лизе быстро надоели. То есть она сначала
выигрывала, а потом стала проигрывать (я
наловчилась!), и тогда они ей надоели. Оказалось, у
нее богатая фантазия: она тут же, у меня на глазах,
придумала новую игру — я прямо обалдела: думаю,
ничего себе — какой талантливый ребенок! Игра,
правда, похожа на кегли: надо поставить стульчик
между двумя играющими и бросать мяч так, чтобы он
пролетел между ножками стула.
И я увлеклась, мне стало интересно! И было так
хорошо, время пролетело совсем незаметно! И вот
ведь что странно: я пока еще очень устаю от
«тихого часа» и всего последующего, когда дети
сами играют, что очень напоминает психбольницу,
причем именно в тот момент, когда весь персонал
празднует именины главного врача и больные
резвятся на свободе. Больше всего устаю, кажется,
именно в понедельник и именно во вторую смену. А
тут после игры с Лизой я вдруг почувствовала себя
такой свежей, отдохнувшей — усталости как не
бывало!
И вот я думаю: а что, если это неправильно, что
взрослые совсем никогда не играют? Может быть,
они потому такие скучные, зажатые? Может,
взрослым просто необходимо хотя бы иногда играть
с детьми?
Потом пришла Лизина мама, вся нервная,
раздраженная; стала передо мной извиняться, а я
ей по простоте говорю: «Да ничего, это даже
здорово, что вы опоздали: мы с Лизой тут так
весело поиграли!» Она на меня посмотрела как на
ненормальную.
Потом стала Лизу одевать: нервничает, торопится,
— а Лиза одевается, как всегда, медленно,
задумчиво, задает вопросы, вроде: «А откуда в
бассейне белется вода?» (У нас в садике есть
маленький бассейн, дети ходят туда три раза в
неделю.)
При этом вид у нее, как у ученого, который
внезапно столкнулся с неразрешимой проблемой:
она так удивлена, недоумевает — и, конечно,
перестает одеваться: тут не до колготок и прочей
ерунды, когда такой важнейший вопрос еще не
решен!
Меня это забавляет, а Лизину маму страшно
раздражает. Дошло до того, что она ребенка очень
резко и грубо дернула, так что Лиза чуть не
свалилась со скамеечки, — а мама говорит с такой
злостью:
— Ты будешь одеваться или нет?!
Лиза на нее посмотрела обиженно, но как-то так — с
большим достоинством — да, да! — и опять-таки с
достоинством спросила:
— Почему ты меня делгаешь?
Маме стало стыдно, но, кажется, не перед дочкой, а
передо мной; она что-то начала говорить насчет
того, что, мол, Елена Михайловна торопится домой,
а ты ее задерживаешь и т.д.
Интересно, что за мама такая? Впрочем, со
взрослыми такое часто бывает.
А ведь интересно получается: дети помогают
взрослым расслабиться, отдохнуть — пользу
приносят, вот как Лиза мне — эмоциональную
разрядку дают; а взрослые детей дергают, злятся
на них, раздражаются. Это что — тоже
эмоциональная разрядка? Набралась отрицательных
эмоций на работе, а разряжает их на родную дочь?
Хотя чем я-то сама лучше? Я тоже сегодня на них
разозлилась на «тихом часе». Вот глупость-то этот
«режимный момент»: двадцать совершенно разных
детей должны одновременно лечь в постели,
одновременно все встать. Некоторые (в моей группе
их чуть не половина) вообще не спят; другие спят
час-полтора и им этого достаточно; третьи,
наоборот, не высыпаются.
При этом воспитательнице по идее полагается быть
с детьми. А что там делать? Они же должны спать.
Надзирать за порядком? Так получается?
Вот это все меня раздражает, а на кого
«выплеснуть» свое раздражение? Те, кто всю эту
«тихую» глупость устроил, далеко. Вот я и
выплеснула на детей. Илюша Воронов вертелся,
вертелся в постели: то скрючится, как червячок, то
поднимет руку, то ногу, то начинает какие-то звуки
издавать — наконец, я разозлилась, выдернула его
из постели и поставила в угол. И только потом
заметила, что он у меня стоит у окна, где дует.
Вот тоже дура раздражительная! И ведь не люблю
детей в угол ставить, но мои так привыкли — их
Любовь Борисовна приучила.
Кстати, оригинальнее всех «хулиганит» на «тихом
часе» Настя Бабаджанян: у нее бывают приступы
неудержимого смеха. Да, да! Лежит она в кроватке и
вдруг ни с того ни с сего начинает смеяться! И так
весело, так радостно: руками размахивает,
сбрасывает с себя одеяло. Смех у нее такой
заразительный, что всякий, кто не спит, тоже
начинает смеяться, а кто заснул, просыпается.
Дети смеются — мы злимся.
Вот такие мы, взрослые: устроим друг другу
какие-нибудь пакости, испортим настроение, а
потом все, что внутри скопилось, «выливаем» на
детей.
Продолжение следует
|