Продолжение. Начало см.
в № 10, 13/2004
Записки воспитательницы
13.XI. Сегодня могу начать специальную
страницу в своем дневнике под названием
«Разговоры детей».
В эти выходные была оттепель. Вчера опять
подморозило. Везде много сосулек. Детям они
страшно нравятся. Только мы вышли на прогулку,
как Настя Бишева увидела, что из водосточной
трубы висит сосулька! Она подскочила туда,
показывает пальцем и говорит умным голосом:
— Вода засохла в сосульку!
Я отломила льдяшку и ей подарила: она была ужасно
рада. Потому что Любовь Борисовна запрещает
отламывать сосульки (порезаться можно!), а я
иногда сама ломаю и им даю.
Еще она запрещает детям подниматься на так
называемые «пожарные» лестницы, расположенные
по бокам нашего здания. Лестницы эти имеют
кирпичные перила, довольно высокие: если и
захочешь, оттуда не упадешь.
Еще Любовь Борисовна запрещает лазить по
турникам, горкам и пр., хотя они специально для
лазания предназначены. А я не запрещаю.
Это неправильно, конечно. Но я не верю, что смогу
ее переубедить, если бы и попробовала: и я молчу,
ничего ей не говорю. А делать, как она, тоже не
могу: ну, просто это противоречит моим
убеждениям, вот и все.
В группе — та же картина: что у нее нельзя, у меня
можно; бывает, правда редко, и наоборот. Во всяком
случае, ни о каких «единых требованиях» к детям, о
которых нам уши прожужжали на занятиях по
педагогике, тут не может быть и речи. Никаких
«общедетсадовских» правил для детей нет: каждая
воспитательша делает, как ей вздумается: одна
накажет, другая за то же самое, пожалуй, еще и
похвалит.
Раздается страшный визг, и все живое
разбегается в разные стороны. Я чувствую
ожесточение в своем сердце и хищно бросаюсь за
ними. С нами играют и дети не из нашей группы: им
нравится, когда за ними бегает взрослый —
убежать в этом случае особенно приятно, а поймает
— не так обидно! Некоторые меня уже знают и по
утрам радостно со мной здороваются.
А сегодня мы придумали новую игру, вернее, даже
две. То есть придумали они, а играем мы вместе. Я
им еще с прошлой недели читаю на «тихом часе»
«Волшебника Изумрудного города». И вот эти игры
навеяны «Волшебником».
Одна игра такая: Элли, Тотошка, Железный Дровосек,
Страшила и Лев идут «по бревну» через пропасть, и
на них нападают саблезубые тигры. Элли и другим
полагается разбегаться, а Железный Дровосек
(обычно тоже я) принимает бой: рубит «топором»
(палочкой) головы тиграм. Тигры падают, испуская
предсмертные стоны. Но скоро «воскресают» и
опять кидаются на Дровосека.
Другая игра: все идут через маковое поле. Лев и
Тотошка падают и засыпают. Остальные зовут на
помощь «мышей»; Льва и Тотошку укладывают на
санки (иногда друг на друга, причем маленького
Тотошку снизу, а тяжеленного Льва сверху!) и
вывозят «с макового поля» подальше, после чего
«мертвые пробуждаются».
А Ваня придумал еще такую игру — в Летучих
Обезьян. Я поднимаю кого-нибудь, кто полегче: Сеню
или Алиночку — и бегаю, держа его (ее) над головой
— это и есть Летучая Обезьяна. Все в ужасе
разбегаются.
В общем, весело.
Детям приходится приспосабливаться.
Но хорошо ли это? Что-то я сомневаюсь. Так ведь они
привыкнут, что правил никаких нет, законов нет,
всякий взрослый (т.е. всякий начальник, потому что
мы для них начальники) творит свой маленький
произвол.
Потом, когда вырастут, узнают, что, оказывается,
живут в ужасно демократической стране. Но вдруг
будет уже
поздно: совсем противоположные привычки
укоренятся навсегда?
На прогулке я веду себя не как другие
воспитательницы: играю вместе с детьми. Тут уж
сказывается мое спортивное прошлое. Вот забавно:
еще ни разу мне не пригодились обширные познания,
приобретенные в училище, а спорт пригодился!
Оказывается, будущему воспитателю очень полезно
заниматься спортом! Потому что бегать приходится
много.
Играем мы с детьми «в класки» (в краски), в прятки,
«в крокодила». Кто-то один — чаще всего я,
изображает крокодила, остальные — рыбки:
крокодил гоняется за рыбками, а они стараются
удрать и вскочить на горку, на скамейку, на
ступеньку лестницы, на забор — тогда они «в
домике» и трогать их нельзя, — а кого крокодил
поймает, того он «съедает» (тот выходит из игры,
т.е. должен неподвижно стоять, как столб, до конца
игры — иногда довольно долго; любопытно, что дети
это условие беспрекословно выполняют).
Начинается обычно так: кто-нибудь из моих — чаще
всего Игорь или Маша (особенные любители этой
игры) — вдруг вопит с хорошо разыгранным ужасом в
голосе:
— Кро-ко-дил!!
И тычет в меня пальцем.
А другие воспитатели чинно стоят в
сторонке и о чем-то друг с другом беседуют. Но
мной они довольны: я занимаю не только своих, но и
их детей.
Да, чуть не забыла: сегодня был один прямо-таки
ужасный случай. Ничего особенного, но на меня он
произвел очень тяжелое впечатление. Идем мы по
двору (только что вышли), а нам навстречу плачущий
мальчик, маленький, меньше моих. Плачущего
ребенка увидеть в детском саду не штука, но этот
так рыдал! Захлебывается слезами, жалкий такой,
несчастный! — и горько-горько так зовет:
— Ма-ма! Ма-ма!
Мне стало так мучительно его жалко. Мы с детьми
его окружили, стали тормошить, Людочка Кукушкина
даже хотела отдать ему свою красивую лопаточку —
но он остался безутешен.
Тут же стояли наши воспитательницы: у них эта
сцена почему-то вызвала юмористическое
отношение.
А я подумала: ведь для этого ребенка детский сад
— это тюрьма, это самое страшное место на свете
для него. Его разлучили с мамой, он хочет к маме, а
уйти нельзя, не пускают. Здесь все для него чужое:
ему хорошо только там, где мама, а где ее нет, ему
плохо, страшно. Бедный!
Конечно, есть дети, которые охотно ходят в
детский сад: обычно это общительные, активные
натуры. Но есть ведь и тихие. Почему никто не
думает о них?
Продолжение следует
Материал подготовлен В. СЛУЦКИЙ
|