Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Дошкольное образование»Содержание №23/2004

КУРСЫ ПОВЫШЕНИЯ КВАЛИФИКАЦИИ

Педагогический университет "Первое сентября"

Е.Е. КРАВЦОВА

Психологические основы дошкольного воспитания

В курсе «Психологические основы дошкольного воспитания» читателям предстоит познакомиться с психологическими понятиями, являющимися ключевыми для дошкольной педагогики, научиться определять разные с точки зрения психологии аспекты воспитания дошколят, попробовать отыскать решения наиболее типичных и часто встречающихся на практике проблем маленьких детей. Опирается этот курс на два неизменных постулата. Первый: обучение должно вести за собой развитие. Второй: то, что ребенок может сделать сегодня с помощью взрослого, завтра он сделает самостоятельно.
Это своеобразное введение в возрастную и педагогическую психологию, без знания которой работа с детьми оказывается малоэффективной.

УЧЕБНЫЙ ПЛАН КУРСА «ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ДОШКОЛЬНОГО ВОСПИТАНИЯ»

Лекция № 7. Игра и обучение

Литература

1. Григорьев С.В. Игровая психолого-педагогическая диагностика развития. М.: МГДД(Ю)Т, 2004.

2. Кравцова Е.Е. Разбуди в ребенке волшебника. М.: Просвещение, 1996.

3. Кравцова Е.Е., Тышенбаева А.А., Степанова В.В. Развитие воображения и коррекция детей с трудностями в поведении. Смоленск: СГПИ, 1992.

4. Эльконин Д.Б. Детская психология. М.: Учпедгиз, 1960.

Наша сегодняшняя лекция посвящена проблеме взаимоотношений игры и обучения. Тема эта очень интересная и невероятно сложная, хотя практиков дошкольного воспитания в течение длительного время приучали считать по-другому. «Учи играя!» — что может быть более очевидным?

Действительно, набив множество шишек на своем собственном лбу и на лбах детей, взрослые убедились: обучать дошкольников, конечно, нужно. Но обучать их так же, как в школе, нельзя. Невозможно и нерезультативно.

Тогда и появился лозунг: «Использовать игру и игровые приемы при обучении малышей!». Опять все казалось очевидным.

Взрослые стали вводить в «скучные уроки» детские игрушки, считая, что тем самым они выполняют это требование. «Вот раньше я учила, не применяя игру, — делилась опытом учительница шестилеток, — а теперь я ее широко использую. Например, раньше я говорила детям: “Дети, это буква а”. А теперь к ним приходит утенок и говорит: “Дети, это буква а”».

Но ни утенок, ни учительница, озвучивающая его поучительные речи, ни кукла Карлсон, которую можно увидеть висящим или сидящим в «учебной зоне» группы, не способны сами по себе превратить занятия в игру. Занятия при этом как были, так и остаются занятиями — уроками, строго регламентированными взрослым, где ребенок лишь пассивный исполнитель воли взрослого. При этом со стороны может возникать видимость игры. Даже видимость воображаемой ситуации. В одном детском саду, к примеру, девочка индивидуально занималась с психологом. Она по заданию играла с кубиком, как с собачкой. «Собачка» выполняла разные действия: прыгала, лизалась, лаяла. Казалось, девочка создала воображаемую ситуацию. Но после занятия она пришла в группу и сказала другим детям: «Тетя большая и умная. Дала мне кубик и сказала, что это собака. Если она так хочет, то пусть. Я буду слушаться». Оказалось, ни в какой воображаемой ситуации девочка не была, а просто выполняла взрослую инструкцию. Такая картина очень часто получается, когда игры детей организует взрослый.

И старая дилемма — «Между игрой и обучением лежит пропасть» — никуда не исчезает. А подобные «игровые моменты» на занятиях чреваты тем, что не получается ни игры, ни обучения.

Более того: для детей подобное включение «игры» в обучение может оказаться серьезным шагом назад. Почему?

Вот в этом нам и предстоит разобраться.

Можно говорить об игре в двух аспектах: как о самоценной деятельности и как о форме, в которую может облекаться некая другая деятельность. (В нашем случае — обучение.) Любое обучение имеет под собой реальную основу. Когда мы сообщаем детям «Дважды два — четыре», мы имеем в виду именно тот факт, что дважды два — четыре. Игра же, как мы уже выясняли, имеет в основе своей воображаемую ситуацию, определяющуюся словами «как будто», «понарошку». Но дважды два четыре — не понарошку. Это математическая реальность. Если при неразвитой функции игры предъявлять детям математический пример в контексте воображаемой ситуации, это сильно отразится на развитии ребенка. Не в том смысле, что он не запомнит, будто дважды два — четыре. Или не сможет научиться считать. Произойдет «сшибка» между разными установками. И такое обучение самым плачевным образом скажется на развитии воображения. Того самого воображения, которое является основой для успешного развития в будущем. Иными словами, взрослые, возможно, достигнут своей близлежащей цели, но эта достигнутая цель окажется помехой ребенку в несколько отдаленном будущем.

Итак, игра может использоваться в качестве формы обучения только в том случае, если она уже состоялась, освоена и пережита ребенком в качестве деятельности самоценной.

Означает ли это, что в самоценной игре ребенок ничему не учится? Конечно, нет. Играя в парикмахерскую, в столовую или в стройку, ребенок обязательно обучается навыкам обращения с предметами, общению с игровыми партнерами. Он приобретает и расширяет свой сенсорный опыт, опыт решения практических задач (этот кубик подходит, а этот нет) и т.п. Но подобное обучение является не целенаправленным, а «случайным». Оно — побочный эффект процесса игры. И в этом смысле чем больше, разнообразнее и ярче игры ребенка, тем больше этот побочный обучающий эффект. На это и должны быть направлены основные усилия педагогов дошкольного воспитания и психологов детских садов.

Взрослому, организующему игру, нужно помнить: чрезмерное увлечение детей предметной стороной игры фактически разрушает игровую деятельности и сводит на нет ее роль в психическом развитии. То есть если ребенок, включаясь в ролевую игру «Больница» и принимая на себя роль врача, ограничивает свои игровые действия тем, что с удовольствием делает уколы, это тревожный симптом. Ориентированные исключительно на предметную деятельность дети составляют значительную часть детей, не готовых к школе. В задачу взрослого, организующего детскую игру, входит переключение внимания детей с процессуальной стороны игры на эмоциональное отождествление с тем или иным персонажем или с партнером. Быть врачом — значит не просто делать уколы, но заботиться о других, стараться им помочь, сделать так, чтобы они выздоровели. Быть шофером — не просто возить машинку туда-сюда, а заботиться о доставке грузов в срок, о том, чтобы все вещи были доставлены к месту в целости и сохранности и т.д.

Овладение игрой имеет несколько ступеней. Сначала ребенок обучается принимать воображаемую ситуацию от взрослого.

Вот малыш 3—4 лет капризничает, плачет, не хочет одеваться. Можно его заставить (к сожалению, нам, взрослым, хватает физических сил, чтобы справиться с ребенком этого возраста). А можно, например, сказать: «Ваня, к нам пришел какой-то плохой мальчик и не хочет одеваться. Прогони его и покажи, как надо одеваться». И у Вани высыхают слезы, он машет на воображаемого мальчика рукой и кричит: «Уходи», — а сам с удовольствием начинает одеваться. Что же произошло? А произошло то, что мы не захотели увидеть в плачущем ребенке Ваню, а придали этой ситуации другой смысл, который и помог малышу справиться с собой.

Затем ребенок не просто принимает воображаемую ситуацию, но и способен ее удерживать, развивать, переадресовывать.

Следующий этап — умение самостоятельно, без помощи взрослых, создавать воображаемые ситуации. Это можно наблюдать в режиссерской игре, в образной и сюжетно-ролевой.

Но наступает момент, когда ребенку для создания воображаемой ситуации уже не нужны ни игрушки, ни даже предметы-заместители. Он может придумывать воображаемую ситуацию без опоры на предметы — создавать и удерживать ее исключительно при помощи слов. Как отмечал Д.Б. Эльконин, к концу дошкольного возраста дети часто уже не столько играют, сколько говорят об игре. Игра как бы начинает реализовываться в вербальном плане (от лат. verbalis — устный, словесный). Причем в вербальной игре ребенок не является исполнителем той или иной роли, а, скорее, придерживается позиции автора. На этапе вербализации воображаемой ситуации дети приобретают особую чувствительность к небылицам, «вракам», к игре в слова и словечки. Недаром Выготский считал, что детское воображение, реализующееся в игре, трансформируется в дальнейшем в литературное творчество старших дошкольников.

С этого момента можно использовать игру в качестве формы обучения.

Вот ребенок учится писать палочки — неизбежный этап в обучении письму. Занятие это скучное, малышу неинтересно, и вообще он устал. Но взрослый предлагает превратить лист бумаги в коробку с ячейками, а палочки — в конфеты или печенье, которые надо аккуратно уложить на место. И дело тут же становится интересным, и усталости как не бывало, и аккуратность не та, что при писании обычных палочек, и ребенок научается делать то, что предусмотрено обучающей программой. Но сработать этот прием может только в том случае, если ребенок, как уже было сказано выше, достиг в развитии игры стадии вербализации воображаемой ситуации. А с четырехлетним малышом не стоит и пробовать прибегать к подобным ухищрениям. Они не принесут успеха.

Есть и еще одна особенность, которую мы должны учитывать при использовании игры в обучении детей дошкольного и младшего школьного возраста. Экспериментальные исследования показали, что играм с реальным содержанием должны предшествовать аналогичные игры, но с условно протекающим процессом их реализации. Другими словами, если мы хотим использовать игру в почту, для того чтобы научить детей читать или создать условия для закрепления навыка чтения, мы должны дать детям опыт игры в почту, где бы дети не читали реально, но осваивали бы социальные отношения. Это вполне соответствует мысли Д.Б. Эльконина о том, что освоение всегда предполагает два этапа: вначале этап осмысления деятельности, связанной с человеческими отношениями, а уже затем этап, непосредственно отвечающий за освоение предметной деятельности.

Кроме вербализации воображаемой ситуации, есть еще один показатель готовности ребенка принимать игру в виде формы обучения. Это его умение играть в игры с правилами.

Игровое правило выдвигается на первый план в результате развития сюжетно-ролевой игры.

С одной стороны, этот вид игры так же, как и сюжетно-ролевая, довольно хорошо известен взрослым, с другой стороны, если сюжетно-ролевую игру еще можно встретить в наших детских садах, то игра с правилами, похоже, совсем вымирает. В 50—60-е гг. в Москве, например, еще было очень много закрытых дворов, где не ездили никакие машины и где главным принципом существования детей была игра. Среди самых разных видов дворовых игр особое место занимала игра с правилами. Она объединяла и больших, и маленьких, учила ребят общаться, помогала им найти общий язык, она была прообразом коллективной деятельности, учила нравственности и мужеству. А теперь маленькие дворы уступили место огромным пространствам, где хозяевами себя чувствуют разве что подростки. И игр с правилами уже не встретишь. Многие современные дети и даже их родители не знают, что такое «Штандр» и «Казаки-разбойники».

Умирая, игра с правилами оставляет нам многие нерешенные проблемы. Так, например, где, в какой деятельности можно научить детей договариваться друг с другом? Как научить детей уступать друг другу? Или вот вроде бы школьная проблема, но имеющая глубокие корни в дошкольном детстве: как научить ребенка слышать товарища, продолжать его мысль, владеть коллективной учебной деятельностью?

Помните очень популярную игру: «Барыня прислала сто рублей. Что хотите, то купите, “да” и “нет” не говорите, белое не берите, а о черном и не вспоминайте»? Современные дети в нее не играют. Чего они лишились? Давайте посмотрим. Сделаем из этой игры диагностическую методику — отбросим начало про барыню (многие дети и не знают, кто такая барыня) и сформулируем правило следующим образом: «Давай поиграем с тобой в игру. Я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь на них отвечать. Запомни только, тебе нельзя говорить два «запрещенных» слова: “да” и “нет”».

Как видите, мы даже упростили правила, выпустив названия цветов. И вот на одной из консультаций у меня с одним мальчиком происходит такой разговор:

— Как тебя зовут?
— Петя (после долгой паузы).
— Ты ходить в школу?
— Нет (после некоторого раздумья).
— Твой папа любит играть в куклы?
Нет (весело смеется).
— Тебя зовут Ваня?
— Нет, Петя.
— Какие слова нельзя было говорить?
— «Да» и «нет».
— А ты говорил?
— Не знаю (после паузы). Нет, не говорил.

Что произошло? Почему дети, раньше легко справлявшиеся с этой игрой, теперь делают сплошные ошибки, хотя правила помнят? Потому что помнить — еще не значит уметь соблюдать. За словами взрослого ребенок не видит воображаемой ситуации и превращает игру в ситуацию общения. А, согласно правилам общения со взрослым (другим, чем правила игры), взрослому нельзя лгать, надо отвечать на все его вопросы, даже на такие смешные и нелепые. (Вспомните девочку, которая осуждала психолога за нелепое предложение поиграть кубиком, как собачкой.) Отсюда и многочисленные ошибки. Но это еще полбеды. А вот и беда.

Урок в первом классе. Учительница предлагает задачу: «Дети поехали за грибами. Мальчики собрали 5 грибов, девочки — на 2 гриба больше. Сколько грибов собрали дети?».

Обычная задача. Давайте посмотрим, как ее решают. Одни дети начинают считать: морщат лоб, загибают пальцы, пока не видит учительница, прибегают к другим доступным им приемам счета. А вот другие дети (их, как правило, в классе до 50%) поднимают руки, едва учительница успела произнести последние слова. Они забрасывают педагога

вопросами: «А куда ездили дети?», «А им мама разрешила?». Вопросы перемежаются воспоминаниями: «А мы в прошлом году собрали целое ведро грибов», «А я в лесу видела мухомор» и т.п. Что происходит с этими детьми? Может быть, они больны? Нет, они абсолютно нормальны. Они просто не играли в игры с правилами и поэтому не видят контекста ситуации, не понимают смысла задаваемого взрослым вопроса, превращают решение задачи в обыденное общение.

Чтобы таких ситуаций на уроке не возникало, с детьми в качестве подготовки к обучению нужно играть в игры с правилами. Игры с правилами имеют одну важнейшую особенность — предварительный этап, на котором оговариваются условия игры. К примеру, мы играем в «Вышибалы». Мы — играющие — договариваемся, что вышибала (взрослый) будет кидать мяч, не переступая начерченной линии (или линии на ковре, на паркете и т.п.), что те, кого вышибают, бегают только в определенном поле, не пересекая его границ. А те, кого заденет мяч, должны «вылететь» из игры и ждать, пока кто-то из играющих поймает «свечку» или последний игрок команды «выручит» остальных — если ему удастся увернуться от мяча во время десяти бросков. Эти правила надо запомнить, им надо подчиняться. Это необходимые условия самой возможности игры. Что очень напоминает условия решения математической задачи. Правилами задается способ деятельности. Сначала игровой, а затем — очень скоро — учебной.

Итак, мы выяснили, что использование игровой формы в обучении дошкольников не является безусловно органичным для детей. К этому моменту детей тоже необходимо готовить. И главным условием использования игры как формы целенаправленного обучения является развитие игры как самоценной детской деятельности. В связи с современным состоянием игры детей надо обучать играть — причем в разных возрастах нужно обучать разным формам игры. Ребенок должен последовательно овладеть всеми видами игровой деятельности. Способность к созданию воображаемой ситуации на словах и способность к участию в играх с правилами являются необходимыми условиями для использования игры в качестве формы обучения, когда игра раздвигает свои границы и правило может быть помещено внутрь игровой формы.

Задания

1. Перечитайте рассказ Николая Носова «Фантазеры». Как бы вы теперь могли охарактеризовать «враки» героев рассказа?

2. Какие игры с правилами вы знаете и могли бы научить им своих воспитанников? Запишите несколько игр в свой дневник.

3. Проведите игровую диагностику нескольких детей пяти-шести лет с помощью игры «“Да” и “нет” не говорите, черное с белым не берите». Кто из детей принял условия игры и попытался им следовать? Кто не понял правила и не сумел включиться в игру? Попробуйте «потренировать» детей в этой игре. Сможет ли кто-нибудь из них через некоторое время быть ведущим? Запишите данные своих наблюдений в дневник.

4. Какие игровые стихи, потешки, небылицы вы знаете? Запишите их в свой дневник. Сколько текстов в вашей мини-хрестоматии?

5. Задание повышенной сложности. Еще раз перечитайте и проанализируйте пример с игрой в почту. Придумайте игру, которую можно было бы предложить детям в двух разных видах — в таком виде, когда дети осваивают социальные отношения, и в таком виде, когда похожая по сюжету игра используется для освоения конкретного учебного навыка.

МАТЕРИАЛ ДЛЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ

Психолого-педагогическая коррекция детей с помощью игры

Чтобы научить ребенка действовать в режиссерской игре, можно использовать экспериментальный набор кубиков. С помощью этих кубиков и других мелких предметов взрослый рассказывает ребенку истории и разыгрывает их.

Лучше всего, если эти истории будут представлять собой смешные нелепицы — это вызывает эмоциональный отклик у детей, способствует их хорошему самочувствию. Нереальный характер сюжета активизирует воображение ребенка. Например, взрослый берет самый большой кубик и, передвигая его, говорит: «Как-то раз идет Великан, лохматый такой». Другой рукой взрослый строит из маленьких кирпичиков забор и продолжает: «Вдруг он видит забор. Он подумал, что это расческа». Затем взрослый берет маленький кирпичик и «расчесывает» большой кубик, говоря при этом: «Какой я лохматый. Теперь-то можно причесаться. Хорошая расческа». Взрослый кладет кирпичик и говорит: «Причесался Великан, поставил забор на место и пошел дальше, довольный хорошей расческой».

Детям такие истории, как правило, очень нравятся, и они просят рассказать что-нибудь еще. Можно предложить ребенку такую историю, сопровождаемую игровыми действиями: «А знаете, почему у машины три колеса? Шел как-то Великан по дороге и потерял пуговицу. Очень он расстроился. Смотрит — машина стоит на четырех колесах. Взял он у машины колесо и пришил его к рубашке. Еще и сердился, что по цвету не подходит».

Если взрослый рассказывает такие истории эмоционально, то ребенку захочется еще услышать рассказы про Великанов и самому разыграть их. Необходимо навести ребенка на эту мысль и всячески его поощрять.

После того как ребенок разыграет рассказанные взрослым истории, можно предложить ему еще одну: «Знаете, почему дождь идет? Идет Великан, грустный такой. А навстречу ему идет Маленький-веселый. Спрашивает его: «Великан, ты почему такой грустный?». Великан отвечает ему: «Да вот, рубашку испачкал». — «Подними меня во-о-он на то облако», — сказал Маленький-веселый. Поднял Великан его на облако. Взял Маленький-веселый рубашку Великана и постирал ее в облаке, и стало облако черным, как туча. А когда он выжал ее, то пошел дождь. Великан обрадовался, что у него теперь рубашка чистая, и поблагодарил Маленького-веселого».

Эти рассказы наряду с задачей научить ребенка режиссерской игре решают еще одну проблему, а именно — воспитывают у ребенка уверенность в себе. Так, во всех историях неумение выйти из ситуации и отрицательные эмоции связывались с большим кубиком. Маленький кубик, наоборот, всегда «выручал» большого из неприятных ситуаций.

На следующем этапе взрослый только начинает рассказы, предлагая ребенку самому продолжить и закончить их. Например, взрослый расставляет на столе «пальмы» (кубики без рисунка), сажает на них «обезьян» (кубики с разными выражениями лиц), жестом очерчивает море. «На берегу синего моря росли пальмы. На них жили обезьяны. А под ними рыбаки сушили сети (кладет один кубик). И вот как-то раз рыбаки пришли домой с очередным уловом...» Здесь взрослый прерывает рассказ. После некоторой паузы, если ребенок ничего не говорит, взрослый задает вопрос: «А что же было дальше?»

Обычно дети сразу продолжают рассказ, сопровождая его действиями с кубиками.

Чтобы закрепить умения ребенка играть в режиссерскую игру, следует предложить ему аналогичную игру. Взрослый ставит из кубиков забор, берет кубик с личиком — это мальчик — и рассказывает, что этот мальчик нарисовал на заборе другого мальчика (взрослый заменяет один из кирпичиков забора на кирпичик с «нейтральным» лицом). На этом рассказ прерывается. Дети обычно продолжают его следующим образом: «Он пришел домой, а мама узнала, что он рисовал на заборе, и очень отругала его. Мама велела, чтобы он пошел и все стер. Пока он шел, начался дождь и все смыл».

Если ребенок затрудняется в продолжении рассказа или дает аффективную концовку (например, «мама его ругала, а он плакал» или «мальчик ожил и побил того, кто его нарисовал»), следует предложить ему еще одну аналогичную игру-рассказ.

Игры могут быть очень разнообразными: веселыми и грустными, с внутренним конфликтом и без него. Но если на предыдущих этапах удалось в полной мере решить задачу коррекционной работы, то все игры детей будут иметь счастливый конец.

Чтобы научить детей самостоятельно придумывать сюжет, взрослому следует предложить им несколько мелких игрушек и попросить с ними поиграть.

Когда дети в достаточной степени овладеют режиссерской игрой, им предлагается внутри нее разрешить различные конфликтные ситуации. Взрослый рассказывает ребенку историю, сопровождая ее игровыми действиями, доводит до конфликтной ситуации и просит ребенка окончить игру. Можно, например, предложить ребенку следующую историю: «Однажды Карандаш отправился гулять. По дороге он встретил Дракона. Дракон ему говорит: «Подойди ко мне поближе, я что-то шепну тебе на ушко». Карандаш подошел, нагнул голову близко-близко к зубастой и клыкастой драконовой пасти. А дракон схватил его за нос! «Мне кажется, — сказал Дракон сквозь зубы, — мне кажется, что на первое блюдо у меня будет Карандаш...» Взрослый останавливается, и ребенок продолжает.

Если ребенок не устал, ему можно предложить еще одну историю: «Жил-был маленький человек. Как-то раз он испек пирог, не простой, а волшебный. Только он вытащил его из печи и поставил на стол, как вдруг выскочил злой и голодный кабан...»

Для игры ребенку следует предоставить все имеющиеся мелкие игрушки. Он может использовать их по своему усмотрению, вводить новых персонажей, изменять сюжет игры. (Напомним, что все использованные нами сюжеты даны лишь в качестве примера.)

В результате ребенок приобретает способность удерживать в игровой конфликтной ситуации позицию «извне» и находить выход из нее, избегая аффективных реакций.

Однако все это он пока может осуществлять лишь с помощью предметных «костылей». Поэтому следующий этап коррекционной работы предполагает формирование у ребенка более обобщенной позиции, которая могла бы реализовываться без опоры на предметы.

(По работе Е.Е. Кравцовой «Развитие воображения
и коррекция детей с трудностями в поведении»)

 

Рейтинг@Mail.ru