ДЕТСКИЙ МИР

Идет бычок, качается... — Посмотрите, что у меня есть! Извлекаю из коробочки деревянного бычка, ставлю на дощечку. Чуть качнула — и пошел бычок, сам пошел, трогательно перебирая ножками, раскачиваясь из стороны в сторону: Идет бычок, качается… А потом дощечка кончилась — и он упал, как и было обещано в известном мне с двухлетнего возраста стихотворении Агнии Барто. Я всегда думала, что бычка поэт придумала. Оказывается, нет. Она действительно описала бытовавшую в ее детстве игрушку. Оказывается, кто-то и из моих сверстников ее помнит. А мне вот не повезло. Зато сегодня: Идет бычок, качается! Вновь и вновь. По «щучьему велению, по моему хотению». А мне уже далеко за сорок, и вроде должно быть неловко… Но ведь это открытие! Настоящее открытие! Живой деревянный бычок. Мой двадцатилетний сын улыбается и говорит басом: — Ты это, мать… Ты все раздаешь направо-налево. Этого-то бычка не отдавай! — Этого и не отдаю. Этого я себе оставлю. Буду пускать перед компьютером — в паузах между работой… Тебе нравится? — Нравится, нравится… Ты его побереги. Для моего будущего ребеночка. Я радостно соглашаюсь, втайне надеясь, что у нас с бычком еще есть некоторое время поиграть в интимной компании, без дополнительных претендентов. Но высшей оценки бычок, конечно, не мог получить. То есть он получил в Центре игры и игрушки высший балл экспертной оценки. А сейчас его оценили по другой шкале: удостоили чести быть «семейной игрушкой». Идет бычок, качается… Милый, деревянный, в пятнышках. Я тебя поглажу, я тебе лобик почешу — там, наверное, рожки режутся. А еще я всем-всем расскажу про того человека, который тебя сделал. Про мастера-игрушечника по имени Лев ЛАНЦМАН. Жизненные виражи игрушечника Ланцмана Судьба часто готовит своим избранникам крутые виражи на жизненном пути. В начале девяностых Лев Ланцман был брокером на Российско-товарной сырьевой бирже. Деятельность для простого смертного загадочная, беспредметная, денежная и рискованная. А потом что-то вдруг произошло в атмосфере, и Ланцман — то ли пересчитав по головам своих многочисленных детей, то ли в очередной раз посетив игрушечный магазин, — вдруг решил кардинально изменить род занятий да и всю жизнь. Как рассказывает он сам, «я вдруг понял, что у детей — и у моих, и не у моих — должны быть, кроме всего прочего, нормальные игрушки. Их, этих нормальных игрушек, в магазинах не очень много. И игрушечников, которые над этим задумывались бы всерьез, в нашей стране в то время можно было пересчитать по пальцам». Что считать критерием «нормальности»? Настоящий кукольный мастер, как правило, носит этот критерий в себе. И зиждется он на интуиции и умении ухватить глубинный смысл традиции. Философия, конечно, тоже присутствует. Но она, как в любой творческой профессии, является «последействием» — пониманием и рационализацией уже содеянного — и, как правило, сводится к принципу: с «нормальной» игрушкой можно интересно и содержательно играть. Можно ли придумать игрушку? Когда Лев Семенович принес свои первые игрушечные произведения в магазин и разложил их перед менеджером по продажам, тот, не в силах сдержать эмоций, воскликнул: «Да это же наши старинные русские игрушки!» Ланцман в ответ скромно промолчал: раз менеджер так считает, значит, игрушки «узнаваемые» и попадание точное. Хотя, если уж следовать строгой правде, игрушки были авторскими и точных аналогов им среди игрушечных предметов известных промыслов не существовало. Но, как говорит Лев Семенович, игрушки подобны сказкам. Сказочные сюжеты кочуют по земле из страны в страну, наряжаясь в костюмы разных народов, но сохраняя неизменным сказочное свое ядро. Идеи игрушек — тоже. Придумать совершенно новую игрушку практически невозможно. Это все равно, как заново сочинить сказку о Красной Шапочке. Петрушка, душа скоморошья Среди тех, кого сочли «традиционным», был, к примеру, Петрушка. От традиции в нем было имя и колпачок. Сам же принцип игрушки мастер кукольных дел заимствовал у игрушечников-европейцев: внутри обтянутого тканью картонного стаканчика на палочке «свернута» в клубок маленькая куколка — крыска, собачка, какое-нибудь пугало. Чуть повернешь палочку, и «содержимое» выскакивает из стаканчика, как чертенок из табакерки, начинает шевелиться, вертеться во все стороны — точь-в-точь кукла на сцене кукольного театра. Ланцман посадил в стаканчик Петрушку. Петрушка над краем ширмы — что может быть естественней? Ассоциации рождаются мгновенно: кукольник со стаканом-ширмой, прикрепленной к поясу, на базарных площадях Великороссии разыгрывает петрушечные комедии. Правда, «старый» русский Петрушка, горбатый и кривоносый, — существо довольно злобное и драчливое. Способность затеять драку по любому поводу и без повода — его отличительная особенность. Собственно, это и сделало его народным любимцем. Свою бессменную дубинку Петрушка поднимал на всех и каждого, невзирая на чин и должность: на купца, на лекаря, на попа, квартального и даже на городничего. Петрушка был неугомонным нарушителем порядка, абсолютно неукротимым в своих бесчинствах. Если кому и удавалось пристукнуть в ответ этого задиру, в «мертвых» он пребывал недолго, неизменно возвращаясь к жизни и к хулиганствам. Черты характера Петрушки, снискавшие ему огромную популярность двести лет назад, сегодня оказались серьезным препятствием для возрождения петрушечного театра. «Свободолюбцы» уже не очень желают драться с квартальным. Они все больше желают действовать «в правовом поле». А те, кто по-прежнему не прочь решать имеющиеся (и отсутствующие) проблемы с помощью драки, используют уже не дубинку, а более серьезные приспособления, и отличаются не кривым носом, а бритой головой. Иными словами, из жизни взрослых Петрушка оказался вытесненным. Ланцмановский Петрушка, предназначенный игровому миру детей, хоть и перенял от своего исторического предшественника живость движений и способность вертеться во все стороны, по характеру совершенно другой. Это круглолицый улыбающийся человечек с доверчиво раскрытыми к объятию ручками-варежками. (Носа у Петрушки вообще нет. Странная это часть лица, снискавшая в русской литературе скандальную известность.) Жест, обнимающий, принимающий мир, — особая гордость игрушечного мастера, главная составляющая кукольного образа. Его придумал художник Александр Цвелик, к которому Ланцман обратился за советом. Саша был не только художником, но и человеком с вальдорфским образованием. И для него было принципиально важно, чтобы кукла и своим внешним видом, и своими движениями соответствовала мировосприятию маленького ребенка. «Наш Петрушка устроен таким образом, что мир через него может говорить с ребенком до трех лет обо всех «важных» вещах: «Ой, какой ты грязный! Я тебя боюсь. Сейчас спрячусь!» или «Я уже проснулся-потянулся, а ты еще даже из кроватки не вылез!» А после трех лет ребенок может разговаривать с миром через Петрушку». Петрушка — самый любимый персонаж игрушечного арсенала Льва Семеновича. Деревянный бычок, смоляной бочок Бычок появился чуть позже. Этого бычка Ланцман углядел на развале около Троице-Сергиевой лавры. Бычок запал Льву Семеновичу в душу. Пришло на память стихотворение Барто. Значит, в недалекие времена бычок был распространенной игрушкой и продавался в советских магазинах. А потом исчез, вытесненный «новыми» игрушками — краснозвездными танками и самолетами предвоенной поры. Мирному деревянному бычку не оказалось места среди агрессивного, военизированного железа. Он оказался востребованным вместе с возрождением интереса к традициям: в начале девяностых все деревянное стало восприниматься как «традиционное». «Бычок — серьезная игрушка, — рассказывал Ланцман. — Я долго раздумывал, какой смысл закреплен за быком среди сказочных образов. И пришел к выводу: это некая упертость, пробивная сила, желание во что бы то ни стало сделать по-своему. Ну а бычок — это символ становящейся воли ребенка». Она, эта воля, еще не очень сильна и нуждается в дополнительной опоре, как бычок — в дощечке, по которой он идет. Без дощечки движение невозможно: Ой, доска кончается, Сейчас я упаду! «Когда это понял, образ бычка вырисовался для меня очень четко. Я понял, что хочу сделать. Остальное было делом техники». Но «техника» бычка оказалась серьезной загадкой. За счет чего бычок ходит? Все, кто впоследствии пытался определить секрет его движения, считали: внутри бычка что-то спрятано. Однако «тельце» бычка сделано из цельного деревянного брусочка и никаких механизмов внутри не содержит. Двигается бычок по принципу маятника. Как выяснилось в процессе экспериментирования, чтобы ходить, в брусочке нужно просверлить двенадцать маленьких отверстий. Через отверстия протягивается тонкая прочная проволока — ось, с помощью которой крепятся ножки бычка. Сверлить отверстия нужно по четкой схеме, не допуская ни малейшего сдвига: иначе бычок не пойдет. Чтобы разработать шаблон игрушки, Ланцману понадобилось полгода проб и ошибок. И до сих пор — несмотря на открытие секрета — производство бычков остается делом кропотливым, требующим ручной работы. Однако затраты на изготовление с лихвой восполняются все возрастающей популярностью игрушки.  Кукольный дом Особое место среди ланцмановских игрушек занимает кукольный дом. Кукольные дома, по утверждению Льва Семеновича, были «всегда». Наверное. Если куклы — копии людей, нужно же им где-то жить! Дом Ланцмана деревянный, двухэтажный. Что-то из области милых сердцу усадеб «сельской стороны». С первого этажа на второй ведет лесенка. Дом обставляется деревянной мебелью. Для полного жизнеобеспечения кукол имеется крошечная деревянная посудка. Поселить в таком доме можно любую любимую ребенком игрушку. Но Лев Семенович предназначил дом для кукольной семьи — мамы, папы и двоих детишек. Аналогов этим куклам в игрушечном производстве нет. Начать с того, что это полная семья. Такое сегодня встречается не очень часто и в реальной жизни. А уж в кукольной — вообще редкость. Сами куклы обладают замечательными свойствами. Во-первых, могут стоять — и довольно устойчиво, даже на крутой лестнице. Во-вторых, способны принимать разные позы: ручки-ножки — из проволоки, легко гнутся. Например, они умеют обниматься, «носить» друг друга на руках; папа может танцевать с мамой и посадить на плечи сыночка, и т.д. и т.п. Иными словами, эти куклы способны выражать нежные чувства друг к другу с помощью жестов. А для маленького ребенка слово неотделимо от жеста. Он мыслит «моторно», разговаривает с помощью рук. Кроме того, все куклы, хотя и сделаны по единому шаблону, обладают «индивидуальностью»: одеты в одежду разного цвета, имеют разный цвет волос, разные прически. Поэтому, по желанию покупателя, семью можно «расширить» — и за счет количества кукольных детей, и за счет взрослых (братьев и сестер отца и матери). Дети, по наблюдениям психологов, в буквальном смысле «прилипают» к дому — настолько замечательные возможности открывает он для игры. Возникает непреодолимое желание самому стать маленьким и пожить в нем немного. Но если это желание неосуществимо, его можно частично реализовать за счет кукол. Игрушки Льва Семеновича Ланцмана являются авторскими работами. И в то же время от них веет «милой стариной» — настолько тонко и глубоко переплетены в них интуитивно уловленная традиция и понимание психологии ребенка. Это открытие старого мира деревянных игрушек, обладающего неисчерпаемой новизной. Как переизданные сказки про гусей-лебедей, Красную Шапочку и аленький цветочек. Но в новой обложке и с прекрасными новыми картинками. Марина АРОМШТАМ