Евгений ПЕРМЯК
КАК САМОВАР ЗАПРЯГЛИ
Пpo одно и то же разные люди по-разному
сказки сказывают. Вот что я от бабушки слышал... У
мастера Фоки, на все руки доки, сын был. Тоже Фокой
звали. В отца Фока Фокич дошлый пошел. Ничего мимо
его глаз не ускользало. Всему дело давал. Ворону и
ту перед дождем каркать выучил — погоду
предсказывать.
Сидит как-то Фока Фокич — чай пьет. А из
самовара через паровик густо пар валит. Со
свистом. Даже чайник на конфорке вздрагивает.
— Ишь ты, какая сила пропадает! Не худо
бы тебя на работу приставить,— говорит Фока
Фокич и соображает, как это сделать можно.
— Это еще что? — запыхтел-зафыркал
ленивый Самовар.— С меня и того хватит, что я
кипяток кипячу, чайник гpею, душеньку песней
веселю, на столе красуюсь.
— Оно верно,— говорит Фока Фокич.—
Только песни распевать да на людях красоваться
всякий может. Неплохо бы тебя, Самовар, хлеб
молотить приспособить.
Как услыхал это Самовар — вскипел,
кипятком плеваться начал. Того гляди, убежит. А
Фока Фокич сгреб его да на молотильный ток вынес
и давай там к нему рабочее колесо с хитрым
рычагом пристраивать.
Пристроил он колесо с хитрым рычагом и
ну Самовар на полный пар кипятить. Во всю
головушку Самовар кипит, колесо вертит, хитрым
рычагом, как рукой, работает.
Переметнул Фока Фокич с рабочего
колеса на молотильный маховичок приводной
ремень и:
— Эх, поспевай, не зевай, снопы
развязывай, в молотилку суй.
Стал Самовар хлеб молотить, паровой
машиной прозываться. А характер тот же остался.
Сварливый. Того гляди, от злости лопнет — паром
обварит.
— Вот ты как! — говорит Фока Фокич.—
Погоди, я тебе работенку получше удумаю.
Долго думать не пришлось. Захромала
как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо.
И надумал Фока Фокич Самовар запрячь.
Повалил Фока Фокич Самовар набок.
Загнул ему трубу, чтобы она в небо глядела.
Приладил под него крепкие колеса. Отковал хитрые
рычаги-шатуны да и заставил их колеса вертеть. А
чтобы Самовар со злости не лопнул, добрым железом
его оковал. Потом прицепил к Самовару тарантас, а
к тарантасу телегу, загрузил чем надо, поднял
пары и:
— Эх, поспевай, куда надо поворачивай.
Пару поддавай!
Стал Самовар людей и поклажу возить —
паровозом прозываться. А характером еще злее
стал.
— Ну ладно,— говорит Фока Фокич.— Я
тебе не такую работу удумаю.
Опять долго ждать не пришлось. Лето
безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как
трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб
везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на
корабль перенести.
Сказано — сделано. Трубу еще выше
нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные
колеса смастерил, а к ним шатунные рычаги
приспособил и:
— Эй, не зевай, успевай! Рулем рули —
куда надо правь.
Начал Самовар людей да товары за море
возить — пароходом прозываться. Тут-то уж он
вовсе послушным стал. Уступчивым.
Вот как оно, дело-то, было. Другие, может
быть, и по-другому рассказывают. Только моя
бабушка врать не будет. Сама она это все видела и
мне пересказала.
А я — вам.
Джанни РОДАРИ
БУДКА № 27
Глава из сказочной повести
«Путешествие Голубой Стрелы»
Витрина игрушечного магазина
необыкновенно красиво светилась. Здесь были
выставлены самые разные игрушки: куклы,
марионетки, желтый плюшевый медвежонок. У
игрушечного вигвама индейский вождь Серебряное
перо понарошку курил свою трубку. Вокруг, тоже
понарошку, гарцевали ковбои. Артиллеристы,
подчиняясь команде старого генерала, до блеска
чистили пушки. Бывалый морской волк Капитан
Полбороды высматривал с мостика своего
парусника пиратский корабль. А над всем этим
кукольным разнообразием парил аэроплан, из
окошка которого высовывался смелый Пилот. Но
самой лучшей игрушкой в витрине конечно же был
электрический поезд. Поезд мог очень быстро
ездить по маленьким блестящим рельсам, и
вагончики его были голубыми. Поэтому его назвали
«Голубой Стрелой».
Все игрушки мечтали в новогоднюю ночь
попасть к детям. Но в один прекрасный день они
выяснили, что стоят очень дорого: не все родители
могут купить своим сыновьям и дочкам подарки.
Тогда игрушки решили убежать из магазина. Они
раздобыли список имен и адресов бедных детей,
сели в игрушечный поезд и отправились в опасное
путешествие по ночному городу. Пассажиры
«Голубой Стрелы» один за другим выходили на
остановках по указанным адресам. Наконец
опустевший поезд отправился по последнему
адресу…
* * *
Голубая Стрела мчалась сквозь тьму по
последнему адресу. Машинист, Начальник Поезда и
Начальник Станции собрались на паровозе. Все
вагоны поезда были пусты.
Снег, наконец, перестал. Холодный ветер
разогнал облака, и на огромном небе, как в черном
зеркале, засверкали звезды.
Но блеск их становился все более
тусклым: близился рассвет. Первые трамваи уже
вышли из парка и медленно двинулись по покрытым
снегом рельсам. Машинисту приходилось
внимательно смотреть по сторонам, чтобы
какое-нибудь из огромных чудовищ не раздавило
поезд.
— Самая безопасная дорога, — сказал
Начальник Поезда, — это тротуар.
— Но это будет нарушением правил, —
возразил Начальник Станции. — Никогда ни один
уважающий себя паровоз не поднимется на тротуар.
— Мы можем ехать между двумя рельсами,
— сказал Машинист. — Я высчитал, что трамвай
пройдет над нами и не заденет нас.
Трамвай проходил над Голубой Стрелой,
даже не касаясь ее. Трем железнодорожникам
вагоны казались огромными грохочущими
тоннелями, которые двигались. Сначала экипаж
Голубой Стрелы немножко волновался, но затем все
привыкли и успокоились.
Дом Роберто, последнего мальчика,
который остался без подарков, находился за
городом, в поле. Так по крайней мере было написано
в списке. А сейчас посмотрим, правду ли говорил
список.
* * *
Дом Роберто — это не дом, а
железнодорожная будка — будка № 27.
Машинист, Начальник Поезда и Начальник
Станции не верили своим глазам. Список привел их
прямехонько к настоящей железной дороге.
В окошке маленькой будки горел свет.
Обходчик не спал. Он выходил к каждому
проходящему поезду, сигналил ему, покачивая
своим фонарем, потом отряхивал от снега ноги и
скрывался в будке. Перед будкой, вправо и влево,
как две стальные змеи, вытянулись бесконечные
рельсы.
Что это были за рельсы!
Железнодорожники Голубой Стрелы даже во сне
таких не видели. А поезда? Земля начинала дрожать,
когда их не было еще видно. Потом, как ураган,
нарастал, приближался страшный грохот,
приходилось затыкать уши, чтобы не оглохнуть. Три
наших маленьких железнодорожника боялись за
свои головы, которые, казалось, готовы были
лопнуть от шума.
И вот появлялся поезд, огромный, как
город на колесах: вагоны были величиной с дом, с
сотнями освещенных окошек. Когда поезд проходил,
три наших героя долго не могли прийти в себя. Хотя
они плотно закрывали уши, грохот наполнял их
головы и не хотел выходить оттуда. Им приходилось
трясти головой и совать палец в уши, как делают
пловцы, когда хотят, чтоб из ушей вытекла вода. И
тогда, наконец, они снова могли слышать.
— Что вы скажете?! — воскликнул
Начальник Поезда, глаза которого сверкали от
страха и восторга. — Вот это поезд!
— Да! — кричал Машинист. — Никогда в
жизни не видел такой красоты!
— Ребята, нам подвезло! — кричал, в
свою очередь, Начальник Станции. — Роберто,
наверно, сын стрелочника. Мы будем жить здесь и
ежедневно видеть сотни поездов!
— Ну что ж, войдем? — спросил Машинист,
приготовившись запустить мотор.
— Давайте немножко подождем, —
предложил Начальник Станции. — Может быть,
пройдет еще один поезд.
Недалеко от будки возвышался плетень.
Они укрыли за ним Голубую Стрелу, а сами присели
на ветку какого-то кустарника в ожидании
проходящего поезда.
Не прошло и нескольких минут, как
волной пронесся глухой шум, загрохотал сильнее
грома и вдруг так же внезапно смолк.
— Это не поезд! — воскликнул Начальник
Станции.
Дверь будки отворилась, на пороге
появился обходчик. Он поднял фонарь на уровень
лица и огляделся. Похоже было, что он чем-то
встревожен.
— Роберто! — позвал он. — Роберто!
В окошке показалось заспанное лицо
мальчугана.
— Одевайся скорее, наверно, что-то
случилось. Это, может быть, обвал или оползень.
— Иду! — поспешно ответил мальчик.
Окно затворилось с сухим стуком. Через
мгновение появился Роберто. Он одевался на ходу.
В его руке раскачивался такой же фонарь, как у
отца.
— Возьми один из флажков, — приказал
отец, — и пойди осмотри рельсы слева, а я погляжу
с другой стороны. Если заметишь что-нибудь на
рельсах, беги скорее ко мне. Осталось десять
минут до прихода скорого.
Отец побежал направо. Роберто схватил
красный флажок, стоявший у двери, и побежал в
противоположную сторону. Ноги его по колено
проваливались в снег, но он не замечал этого.
— Скорее, скорее! — шептал мальчик. —
Через десять минут пройдет скорый. Вдруг
произойдет крушение?..
Через сотню метров он наткнулся на
огромную кучу снега и камней, рухнувших с холма
на рельсы. Если поезд наткнется на обвал,
непременно произойдет крушение. Роберто
почувствовал, как у него задрожали ноги. Ведь ему
было всего одиннадцать лет. Ему показалось, что
он слышит вдали шум приближающегося поезда. Он
представил себе, как стальное чудовище наткнется
на эти камни и вагоны полетят кувырком; ему
казалось, что он уже слышит стоны раненых из-под
дымящихся обломков вагонов.
Роберто вздрогнул, повернулся и
побежал к будке, бессвязно выкрикивая какие-то
слова. Вдруг он поскользнулся и упал в снег,
быстро вскочил, снова упал и сильно ударился
коленом об рельс. Крик боли вырвался у него из
груди, он попытался подняться, но не смог.
Тогда мальчик изо всех сил принялся
звать отца. Но отец не мог слышать его: с той
стороны с нарастающим глухим шумом приближался
скорый.
Силы покинули Роберто. Поезд мчался
уже в двухстах метрах от него. Он поднялся из
последних сил и, стиснув зубы от нестерпимой
боли, отчаянно замахал красным флажком, который
не выронил при падении.
— Стой! Стой! — кричал он.
Грохот поезда заглушал его голос.
Паровоз мчался вперед на полной скорости, его
сверкающие фары надвигались все ближе и ближе.
Вот он уже в ста метрах от Роберто, в пятидесяти...
Внезапно заскрипели тормоза, поезд
резко замедлил ход и остановился в двух шагах от
Роберто.
Машинист соскочил с паровоза и
бросился навстречу мальчику.
— В чем дело? Что случилось?
— Обвал, — прошептал Роберто, — там
обвал... — И потерял сознание. Ему казалось, что он
погрузился в мягкий снег, который был почему-то
мокрым и горячим. Больше он ничего не слышал.
Через некоторое время мальчик очнулся
в своей кроватке.
— Обвал, — прошептал он, — обвал...
— Тише, тише, — ласково произнес
незнакомый голос. — Опасности нет.
Роберто с трудом открыл глаза.
Комната была полна народу. Какой-то
синьор в золотых очках склонился над ним и щупал
его пульс. Это был доктор, ехавший в скором
поезде, его позвали на помощь к мальчику.
— Папа, — едва слышно прошептал
Роберто.
— Я здесь, мой мальчик.
Собравшиеся в комнате люди затаив
дыхание следили за мальчиком. Когда он очнулся,
все облегченно вздохнули и разом заговорили.
— Какой молодец, — говорили они, — ты
спас жизнь сотням людей!
— Если бы не ты, весь состав полетел бы
под откос. Ты храбрый мальчуган, — гладя Роберто
по голове, произнес какой-то железнодорожник.
Это был начальник поезда. Роберто
улыбнулся ему, но сразу же поморщился: он
почувствовал резкую боль в коленке.
— Тебе больно? — спросил доктор. —
Ничего, все быстро заживет. А если бы ты потерял
сознание минутой раньше, произошло бы крушение.
Ты крепкий, храбрый мальчуган.
Роберто больше не чувствовал боли, так
ему было приятно слышать все это.
Через два часа путь расчистили, и поезд
отправился дальше.
Роберто и его отец остались одни.
И только тогда они заметили, что в
комнате находится еще кто-то. Кто-то или что-то?
Это была Голубая Стрела, которая в царившей
суматохе незаметно пробралась в комнату. Экипаж
Голубой Стрелы с волнением следил за всем
случившимся. Они заняли свои места, серьезные и
молчаливые, как и подобает настоящим
железнодорожникам, но сердца их были полны
нежности и любви к мальчику, спасшему поезд.
— Посмотри! — воскликнул отец. — Что
это?
— Это электрический поезд, папа!
Электрический поезд! Какой он чудесный! Я не
говорил тебе, но мне так хотелось иметь его.
Посмотри, какой он красивый. А на платформах
нагружены рельсы... Могу спорить, что если
проложить их, они опояшут всю комнату!
— Но это не я купил его, — смущенно
сказал отец. — Я вижу этот поезд впервые в моей
жизни...
Роберто недоверчиво посмотрел на него.
— Ладно, папа, не разыгрывай меня... Ты
хотел подарить мне его утром на Новый год, но я
встал раньше и увидел его. Правда? Так ведь было
дело?
— Нет, нет, маленький, уверяю тебя, что
ты ошибаешься. Знаешь, что мне пришло в голову:
наверно, кто-нибудь из пассажиров скорого поезда
вез его в подарок своим детям и решил оставить
тебе, потому что ты уже сделал самый лучший
подарок его ребятам: спас жизнь их папы. Конечно,
это так и было. Видишь, какой прекрасный поезд? Я
никогда не смог бы купить тебе такой...
Роберто улыбнулся.
— Пусть будет так, — сказал он. —
Предположим, что этот поезд оставил мне какой-то
синьор, ехавший на скором.
Машинист, Начальник Поезда и Начальник Станции
Голубой Стрелы слышали весь этот разговор и
знали, что в действительности было совсем не так.
Но они скорее дали бы отрезать себе язык, чем
открыли бы свою тайну. У каждого есть своя
гордость, не так ли? А впрочем, разве кто-нибудь
слышал, чтобы Машинист, Начальник Поезда и
Начальник Станции игрушечного поезда могли
разговаривать? Одно дело — в сказках, и совсем
другое — в настоящей жизни. Голубая Стрела еще
несколько страниц назад находилась в сказке.
Сейчас же она вошла в настоящий дом, где
настоящий мальчик совершил настоящий подвиг. Три
маленьких игрушечных железнодорожника теперь
знают, что недаром проделали они такой путь и
приехали к Роберто, в маленькую будку около самой
линии железной дороги. Ручаюсь, что если бы им
пришлось повторить весь этот путь и пережить
снова все их опасные приключения, они не
колебались бы ни минуты.
Роберто нежно погладил замечательную
игрушку, и ему показалось, что он дрожит под его
рукой, но потом он подумал: «Какой я глупый! Это
дрожит моя рука».
Геннадий ЦЫФЕРОВ
ЦИЛИНДР ПАРОВОЗИКА
Ты, наверное, помнишь: в далекую
старину все паровозики носили цилиндр — черную
шляпу. Как это случилось?
Когда-то, конечно, тех шляп не было. И
вот однажды в праздник, когда все готовились к
карнавалу, к городскому портному пришел паровоз.
Он весело свистнул, а потом сказал басом:
— Не дадите ли вы мне к празднику
высокую шляпу? Очень хочется быть нарядным.
— Понимаю, — вздохнул портной и развел
руками. — К сожалению, шляпа осталась только
одна. Но она без донышка.
Опять свистнул паровоз:
— Не все ли равно? Была бы шляпа.
Так он и надел ту шляпу без донышка.
А все стали смеяться и бубнить:
— При такой солидности — и такая
дырявая шляпа! Ну зачем она тебе?
Задумался паровоз и сказал:
— А наверное, ловить бабочек.
Только ни одной бабочки он не поймал:
они улетели.
Опять задумался паровоз и сказал:
— А наверное, носить воду.
Только воды он так и не принес: она вся
убежала.
В третий раз задумался паровоз и
сказал:
— А может, в мою шляпу надо собирать
яблоки?
Но яблоки все укатились.
И тогда скучно стало паровозу. Загудел
он, взмахнул шляпой и хотел ее бросить, но пожалел
и опять надел на голову.
И только надел, как услышал: фьють,
фьють.
А шляпа без донышка нужна для того,
чтобы ловить ветер.
Вот и вся сказка. Теперь ты понял,
почему в старину паровозы носили черный цилиндр
без донышка? Весной они ловили ветер, чтобы все
лето им никто не мешал свистеть.
ПАРОВОЗИК ИЗ РОМАШКОВО
Все паровозы были как паровозы, а один,
из Ромашково, был странный. Он всюду опаздывал.
Не раз паровозик давал честное,
благородное слово: никогда больше не смотреть по
сторонам. Однако всякий раз начиналось то же
самое. И вот однажды начальник станции ему строго
сказал: «Если вы еще раз опоздаете, то...» И
паровозик все понял и загудел:
«По-о-о-о-о-следне-е-е-е чес-с-ст-тное-е-е,
благородное сло-о-о-во!»
И странному паровозику поверили в
последний раз.
«Тук-тук!» — ехал он по дороге. Заметил
жеребеночка, хотел поговорить, но вспомнил о
честном, благородном слове — и поехал дальше.
Много ли ехал, мало ли, но ни разу, ни разу не
оглянулся. И вдруг голос из леса: «Фьють!..»
Вздохнул паровозик, подумал еще раз — и в лес
направился.
А пассажиры выглянули в окно и, заметив
лес, стали кричать:
— Безобразие, мы же опоздаем!
— Конечно, — сказал паровозик. — И
все-таки на станцию можно приехать и позже. Но
если мы сейчас не услышим первого соловья, мы
опоздаем на всю весну!
Кто-то пытался возразить, но самые
умные кивнули: «Кажется, он прав!»
И всю ночь весь поезд слушал
соловьиное пение.
К утру поехали дальше. Много ли, мало ли
ехали, но паровозик ни разу не оглянулся. И вдруг
— нежный запах из рощи. Вздохнул паровозик,
задумался еще раз, вздохнул — и в рощу
направился.
— Безобразие, безобразие! — закричали
опять пассажиры. — Опоздаем! Опоздаем! И вновь
паровозик ответил:
— Конечно. И все-таки на станцию можно
приехать и позже. Но если сейчас мы не увидим
первые ландыши, мы опоздаем на все лето, граждане!
Кто-то пытался возразить, но самые
умные кивнули: «Кажется, он прав. Сейчас надо
собирать ландыши».
Только к вечеру поехали дальше. Много
ли, мало ли ехали, но паровозик ни разу, ни разу не
оглянулся. И вдруг выехали на горку. Взглянул
паровозик вдаль и остановился.
— А теперь зачем стоим? — удивились
пассажиры. — Ни цветов, ни леса.
— Закат, — только и сказал паровозик.
— Закат. И если мы не увидим его, то, может быть, мы
опоздаем на всю жизнь. Ведь каждый закат —
единственный в жизни!
И теперь уже никто не спорил. Молча и
долго смотрели граждане пассажиры на закат за
горкой и уже спокойно ждали паровозного гудка.
Но вот, наконец, и станция. Вышли люди
из поезда. А паровозик спрятался. «Сейчас, —
думал он, — эти строгие дяди и тети пойдут к
начальнику жаловаться».
Однако дяди и тети почему-то
улыбнулись и сказали:
— Паровозик, спасибо!
А начальник станции немало удивился:
— Да вы же опоздали на три дня.
— Ну и что, — сказали пассажиры. — А
могли бы опоздать на все лето, на всю весну и на
всю жизнь!
Ты, конечно, понял смысл моей сказки.
Иногда не стоит торопиться. Если видишь красивое,
если видишь хорошее — остановись!
