РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА

Продолжение. Начало см. в № 5/2006 Уважаемые читатели, вы ходили в детский сад? Ходили ли в детский сад ваши родители? Поделитесь с нами своими воспоминаниями. Быть может, собрав ваши впечатления в единую картинку, мы сможем лучше разобраться в сегодняшнем дне. Новую серию мы начинаем с публикации материалов Михаила Покровского. В прошлом археолог, сегодня Михаил работает в Российской государственной детской библиотеке. Михаил ПОКРОВСКИЙ Гражданская война... в детском саду 2. Первый день в детском саду Здание моего первого детского сада в Петровско-Разумовском как две капли воды походило на то, что стояло в нашем дворе. Оно было такого же мрачного серо-красного цвета. Мы с папой вошли в него и сначала долго сидели и ждали кого-то в приемной. Мне запомнилась картина, что висела на стене. На ней плутовка-лиса тащила в темный лес петуха, а петух наверняка причитал, как положено ему в сказке: «Несет меня лиса за темные леса...». Будь я дома, я бы пожалел петуха. Сейчас, оказавшись в детском саду, я позавидовал ему. «Ах, — думалось мне, — если б эта лиса прыгнула с картины и утащила бы меня из этого детского сада!» Спасительница-лиса не появилась. В дверь вошла хмурая женщина в сером платье. Она сразу же не понравилась мне. «Это, Мишаня, твоя воспитательница, Валентина Сергеевна. Слушайся ее», — сказал папа и торопливо убежал. Я, как во сне, пошел за Валентиной Сергеевной в группу (так, оказывается, назывались и комната, в которой жили детсадовцы, и сами детсадовцы). Воспитательница повела меня к незнакомому мальчишке и велела нам взяться за руки. Все другие дети тоже стояли парами. Когда все выстроились, мы отправились на прогулку. Я ожидал увидеть маленький «детский» сад из крошечных деревьев и цветов, но ничего похожего на сад или Сокольники не было. Голый пустырь с мусорными баками... Вся группа с воплями носилась по этому пустырю, а я, ошеломленный, стоял в стороне. После прогулки — обед. Он не походил на вкусные домашние обеды, которыми меня баловала Баба. Щами здесь называли какое-то луково-капустное пойло. Я попробовал ложку и не захотел есть дальше. Сейчас же на меня налетела молодая женщина в белом халате: «А ну, ешь! А ну, немедленно ешь!» — кричала она. И вдруг стала бить меня по голове. На палец ее правой руки был надет наперсток, очевидно, для того, чтобы побольнее ударить строптивцев. «Ишь, барин! — приговаривала она, нанося удары железным пальцем. — Небось дома к бульончику привык. Ничего, тебя здесь обломаем! Ты здесь все будешь есть!» Удивительное дело! Меня били и ругали в первый раз, а я не заплакал! От сильного испуга я впал в шок и решил слепо подчиняться всем указаниям взрослых. Но мой желудок не захотел смириться, и проглоченное насильно пойло вернулось обратно на мою тарелку. Свой первый обед я так и не доел до конца. После обеда был «тихий час». Дома я отказывался спать днем, и взрослые не пытались меня заставить лечь в постель. В детском саду все было иначе. Меня вместе с другими детьми загнали в большую-пребольшую комнату, заставленную кроватями. Я лег под одеяло. Никакой тишины не было! Дети не спали, переговаривались, галдели. Разумеется, я тоже не спал. Я недоумевал: зачем надо спать днем, терять время на сон? Но после того, как меня обругали и избили в столовой, во мне была подавлена воля сопротивляться всем нелепым указаниям взрослых. Сон под галдеж никак не приходил. И вдруг сквозь шум и возню четко прозвучали слова: «Гражданская война начинается!». О гражданской войне я услышал в первый раз, услышал не от папы-историка и не от всезнающей Бабы, которая видела это событие собственными глазами, а из уст ребенка, своего ровесника. Вряд ли он понимал истинное значение этих слов. Очевидно, кто-то когда-то крикнул их в конце «тихого часа», и этот клич «привился» среди детсадовцев. Он означал всего-навсего отмену ненавистного всем «тихого часа», который на самом деле был громким. Но сегодня я думаю, что устами младенца глаголила истина: разве происходящее в детском саду не напоминало войну? Взрослые боролись с детьми, чтобы сломать в них личность, полностью подчинить их себе. И лишить детства. После ужина началось «занятие». Воспитательница принесла в группу какой-то прибор с лампой внутри. На стену повесили простыню и потушили свет. И вдруг на простыне появились картинки. Валентина Сергеевна стала читать надписи под картинками. Сюжет сказки врезался в память, как все, что было впервые. Жили-были курочка и собака. И вот бедную курочку похитила плутовка-лиса. Но собачка спасла свою подругу, а лису разорвала на куски. Да-да, я хорошо запомнил, что Валентина Сергеевна так и прочитала: «разорвала на куски». Страшно было за курочку, но еще больше было жалко лису. Зачем такое жестокое наказание — мучительная смерть? Но воспитательницу не интересовало, какое впечатление произвела на нас сказка. Занятие кончилось, и нас погнали спать. Я лег в кровать и честно собрался заснуть. Не тут-то было! Едва Валентина Сергеевна покинула спальню, как дети стали мяукать, рычать, кукарекать и блеять. Но стоило только воспитательнице приблизиться к двери, и наступала тишина. Дикий ор кончился так же неожиданно, как и начался. Кто-то из детей, видимо по заведенному здесь порядку, стал рассказывать страшную историю. На середине рассказа дверь распахнулась, и старушечий голос завопил: «Зистман! Не прекратишь, окуну башкой в толчок!». Это была ночная нянечка. Кстати, не одного Зистмана, а всех детей здесь называли по фамилиям. Вот и я, войдя в детский сад, перестал быть Мишенькой и Мишаней, как звали меня домашние, а стал Покровским. Странное дело, в ответ на угрозы нянечки дети не замолчали, а разразились диким хохотом. Видимо, нянечку, в отличие от воспитательницы, они не боялись. Только мне было не по себе: «Вдруг вместе с этим Зистманом и мне достанется под горячую руку. Лучше буду вести себя, как паинька...». Давая этот зарок, я не предвидел, что опасаться надо не только воспитателей. Неожиданный удар подушкой вверг меня в шок. «Коллектив» встретил новенького «темной». После взбучки я стал думать: как вырваться из детского сада. Я вспомнил про тетю Марину — сестру папы. В это время она и ее муж проходили практику в городке со странным названием — Череков. И я стал мечтать: как было бы хорошо, если бы тетя Марина и дядя Марик прилетели сюда ночью на вертолете и похитили бы меня через форточку! А потом увезли из Москвы в этот загадочный Череков. Так, мечтая, я погрузился в сон. Но и сон в детском саду был не отрадным, как дома. Сон был страшным. Мне снилось продолжение сказки, рассказанной воспитательницей: злобная собака бросается на лису, чтобы разорвать ее на куски... Продолжение следует