Диво дивное, дела
чудные
О нижегородском образовательном
центре для дошкольников
Сегодняшний разговор — о том, чему можно
научиться у педагогов частного сектора. В нем
участвуют директор нижегородского
образовательного центра «Диво» Ирина ДЕМИНА и
заместитель директора по развитию
Марина ТЮРИНА.
Почему и как выживает «Диво»
— Ваш центр существует уже более
десяти лет. Для негосударственного
образовательного учреждения срок солидный. За
время своего существования центр превратился в
разветвленную сеть: шесть филиалов различной
структуры и направленности в разных районах
города с административным модулем во главе. В
чем, по-вашему, причины жизнеспособности «Дива»?
Марина: Есть причины внешние
и внутренние. Начать с того, что мы открыли не
детские сады, а платные группы развития в системе
дополнительного образования. Система
дополнительного образования формализована
гораздо меньше, чем система общего образования.
Там существует больше возможностей для новых
начинаний. Кроме того, в этой системе часть
кружков всегда была платной. За музыкальную
школу, например, платили и в советские времена.
Поэтому появление новых платных услуг не
вызывает у родителей психологического
сопротивления. А к моменту нашего открытия
появился слой родителей, готовых платить за
разные образовательные услуги, которые они сами
выбирают для своих детей. Так что наше «Диво»
появилось весьма кстати.
— Но если дополнительное образование
в целом переживает период коммерциализации, в
чем ваши преимущества?
Марина: О коммерциализации
дополнительного образования в целом можно
говорить только условно. Цены за кружки, за
занятия в студиях действительно повысились. Но
педагогам государственной системы от этого не
стали больше платить. Качество их работы не
изменилось, а может быть, даже ухудшилось: за
последние десять лет идет почти необратимый
процесс «вымывания» лучших кадров из системы
образования. Формы работы с клиентами в домах
творчества тоже, как правило, не изменились.
Продается тот же самый образовательный «товар»,
но по более высокой цене. Кто же будет его
покупать, если рядом предлагают нечто лучшее?
— Предлагаете вы?
Ирина: К окончанию дошкольных
групп мы, как правило, пишем детям
характеристики. Если в характеристике
содержится рекомендация для обучения ребенка по
программам повышенной сложности, престижные
школы города с удовольствием берут наших
выпускников. Так что «Диво» — это своеобразная
марка качества дошкольной подготовки. Никакие
деньги и уговоры не заставят нас изменить
формулировку. Некоторым детям в силу их
особенностей мы не можем этого рекомендовать. Но
уровень школьной готовности большинства наших
воспитанников свидетельствует о достоинствах
«Дива». Все, кто работает в центре, — выходцы из
государственной системы образования. Многие из
нас проработали в школах и в детских садах
достаточно долго и знают достоинства системы не
хуже недостатков, знают, что там есть
действительно ценного. Достоинства в основном
связаны с содержательной стороной образования.
Это мы учитываем. Содержание у нас общее. Но
подходы к организации обучения, формы
образовательного процесса у нас разные. Мы иначе
относимся к своим клиентам. У нас есть то, что в
государственной системе образования полностью
отсутствует, — менеджмент, искусство управления.
И, как следствие, на выходе мы получаем
качественно иные результаты.
Клиенты, сервис, маркетинг: обновление
словаря или новые подходы?
— Вы не стесняетесь называть
родителей и детей клиентами?
Марина: Нет. Я считаю, это
очень точное слово. Посмотрите, как
выстраивается общение педагога и родителей на
курсах подготовки детей в первый класс при
государственных школах. Дети с родителями пришли
на занятия, родителей тут же оттеснили в некое
пространство без всяких удобств: сидите (или
стойте), ждите. Через какое-то время на вершине
лестницы появляется педагог. Дети возвращаются к
родителям, но педагог за детьми не спускается. Он
делает такой характерный жест ручкой — нечто
среднее между «прощайте» и «отстаньте» — и
исчезает. Родители остаются один на один с детьми
и с их тетрадками, с непонятными пометками,
сделанными неумолимой учительской рукой. Что
хочешь, то и думай. Как сумеешь, так поймешь.
Мы же обеспечиваем образование за деньги.
Родители нам платят — в том числе и за сервис. И
мы, не жалея времени, рассказываем своим
клиентам-родителям о детях, об их успехах и
проблемах, объясняем каждый свой шаг — чтобы
родителю все было понятно в наших действиях.
Ирина: И наше отношение
подразумевает, что родитель имеет право спросить
нас: «За что я платил? Что я и мой ребенок получили
за эту плату?» Подобно тому, как он просматривает
счет в ресторане или счет на оплату коммунальных
услуг. Там написано: столько-то — за газ,
столько-то — за воду. Выписывание счета ни для
кого не является оскорблением. Это естественно.
Так же естественно показать и рассказать
родителю, что сколько стоит. Этот подход и стоит
за словом «клиент».
Мы существуем в формате образовательного
бизнеса. И это должны понимать и родители, и
педагоги, которые у нас работают.
— По отношению к педагогам это,
наверное, непросто?
Марина: У нас существует
очень жесткая система отбора кадров — на основе
конкурса. Как правило, к нам приходят люди с
первой и высшей категорией. И все равно нам
приходится в буквальном смысле перекраивать
сознание своих специалистов.
Система государственного образования
выпестовала и укоренила странное противоречие. С
одной стороны, педагог — работник
малооплачиваемый, этой ситуацией униженный и
этим унижением развращенный. У людей, которые
долго работают за нищенскую зарплату, с годами
вызревает соответствующее отношение к своему
делу: мне так мало платят! Так почему я должен
стараться? С другой стороны, этот
малооплачиваемый педагог на своем рабочем месте
— «царь горы». Вся выстроенная над ним
чиновничья пирамида заставляет его перед лицом
вышестоящих «стоять смирно, молчать, смотреть в
глаза». А он, в свою очередь, отрывается на детях и
родителях. Педагог государственного учреждения
даже в мыслях не допускает вопросов от родителей.
Любой вопрос сразу воспринимается как «наезд»:
«Что это они в мои дела лезут? Я профессионал, и
знаю, что делаю. А они — да как они смеют! —
подозревают меня в профессиональной
некомпетентности!» Когда такой человек приходит
к нам, мы объясняем: ничего страшного в
родительских вопросах нет. Самое главное —
правильно на такие вопросы реагировать.
Во-первых, как мы уже объясняли, родитель имеет
право спросить, за что он платит деньги.
Во-вторых, в родительских вопросах нужно
научиться усматривать не подозрение в
некомпетентности, а проявление интереса к тому,
чем педагог занимается с детьми. Нужно научиться
объяснять свою стратегию, тактику, свои методы,
свои задачи.
— Это довольно трудно. Для того чтобы
объяснять родителям свои действия, нужно владеть
достаточно высоким уровнем саморефлексии и
действительно очень хорошо понимать, что ты
делаешь. А у педагогов многое в работе диктуется
интуицией. И они не привыкли «проверять алгеброй
гармонию».
Марина: Если хочешь работать
в негосударственном образовательном учреждении,
если хочешь работать в центре «Диво», этому
придется учиться. Но далеко не все люди высокого
профессионального уровня могут подобным умением
овладеть. Поэтому для себя мы даже ввели особый
термин — «психологическая готовность к работе в
негосударственном учреждении».
Ирина: И термин
«психологическая неготовность» к такой работе.
Она сказывается не только в неумении общаться с
родителями, но и в неумении общаться с детьми.
Марина: Не все педагоги даже
понимают, о чем идет речь. Иной педагог может
усвоить наше требование правильно общаться с
родителями. Он толково и не без удовольствия
рассказывает о своих методах и приемах. Но мы
приходим на занятия и видим: главное для этого
блестящего педагога — он сам. А дети —
инструмент для реализации его собственных
планов. Такой воспитатель, как правило, требует
от детей безукоризненного послушания. Он не
переносит непредусмотренных вопросов,
«праздного» детского любопытства. И вопросы, и
спонтанные проявления детской любознательности
воспринимаются как провокация, как попытка
заставить педагога отклониться от реализации
намеченного плана. В результате методический
блеск воспитателя слишком часто соседствует с
раздражением и гневом в адрес детей.
— Как раз тот случай, про который К.С.
Станиславский говорил: «Надо любить не себя в
искусстве, а искусство в себе».
Марина: Педагогам невероятно
трудно осваивать этот принцип. Они формировались
в системе открытых занятий, где с них спрашивали
вовсе не работу на конкретных детей, не понимание
детских потребностей, а именно методическую
грамотность, методический блеск. Что служит
критерием успешности открытого занятия? Не то,
что конкретного я сделала в отношении данного
ребенка, куда он продвинулся, что с ним произошло,
а сумела ли я применить тот или иной прием, и
сколько приемов использовала за один раз. Дети
при этом должны «работать, как притертые
винтики», оттенять искусство педагога.
— Перенос центра тяжести с детей на
педагога, на его самопрезентацию во многом
объясняется тем, что в государственных детских
садах воспитателям приходится работать
одновременно с большим количеством детей. Группа
в двадцать три — двадцать пять человек вынуждает
тебя следовать определенному стилю: иначе все
рассыплется. Педагог просто потеряет контроль
над детьми.
Марина: Вот именно.
Государственная система приучила наших
воспитателей к мысли о том, что дисциплина —
превыше всего.
Дети должны быть послушны, в группе должно быть
тихо. Ради этой тишины воспитатель готов
третировать ребенка за вопрос, заданный в полный
голос, за малейшее непослушание.
— А вы считаете, что проблема
дисциплины не важна?
Ирина: Дисциплина важна. Но
она должна формироваться за счет развития
детской произвольности, а не за счет дрессировки.
И здесь уместно сказать: при всей своей установке
на внимание к родителям, мы выстраиваем свою
работу по четко выверенным
психолого-педагогическим ориентирам. У нас есть
незыблемые принципы, которым следуем мы сами,
наши сотрудники и которые осваивают приходящие к
нам родители.
Психологизация образования — принцип
организации деятельности
Марина: «Диво» управляется
советом из шести человек. Четверо из нас имеют,
кроме базового образования, еще и
психологическое. И самым главным своим
достижением мы считаем психологизацию
образовательного процесса, который нам удается
выстраивать в своих группах.
Ирина: В первую очередь это
проявляется в разнообразии образовательных
форм, которые мы можем предложить родителям и
детям. В зависимости от особенностей ребенка, от
его проблем и уровня развития, родитель водит его
в группы средней наполняемости — по 8–12 человек,
на индивидуальные занятия к специалистам или в
малые группы, где занимаются два–четыре
человека.
— Какие формы пользуются наибольшим
спросом?
Марина: Родители, как правило,
хотят, чтобы ребенок ходил в группу средней
наполняемости. Наш контингент в основном
составляют несадовские дети. Родители приводят
их не только ради занятий, но и ради общения со
сверстниками. Мы это понимаем. Часто к нам
приводят детей, которые в любом другом садике
будут неугодны.
— Агрессивных? Возбудимых?
Марина: Да. Занятия в группе
для такого ребенка в силу его особенностей будут
малоэффективными. В то же время он своим
поведением легко сводит «на нет» усилия педагога
в отношении других детей. Об этом мы обязательно
должны думать. Поэтому с каждым родителем
обязательно заключается договор, в котором
существует оговорка: после адаптационного
периода по решению психолого-педагогического
консилиума мы можем рекомендовать ребенку ту или
иную форму занятий, и она не обязательно
совпадает с формой, которую изначально выбрали
родители.
— Что означает адаптационный период?
Он существует для всех детей?
Марина: В течение первых двух
месяцев ребенок посещает группу, которую выбрали
родители. Его наблюдают педагоги, его наблюдает
психолог. Через два месяца мы подробно обсуждаем
каждого из детей: выясняем его особенности, его
проблемы, уровень адаптации. Если мы считаем, что
группа средней наполняемости для ребенка не
подходит, мы встречаемся с родителями и
оговариваем новый режим занятий. Предположим, мы
рекомендуем ребенку индивидуальные
общеразвивающие занятия и в дополнение к ним —
занятия с психологом. Мы понимаем: для родителя
важно, чтобы ребенок посещал группу, и поэтому
планируем для него также занятия в малой группе.
Например, одно занятие раз в неделю. Малая группа
состоит из трех человек. Это означает, что членов
группы, включая взрослого, четверо. Большая часть
заданий выполняется в парах. Ребенок с самым
низким уровнем адаптации к группе работает в
паре со взрослым.
Но режим занятий, формы работы не задаются раз и
навсегда. Это динамические характеристики,
которые меняются в зависимости от потребностей
ребенка.
— Вы работаете преимущественно с
детьми, не посещающими детский сад?
Марина: К нам ходят разные
дети. Все занимаются в разных режимах. Есть дети,
которые приходят на занятия два-три раза в неделю
по утрам. Есть дети, которые приходят в «Диво»
вечером. Есть такие, которые бывают у нас только
раз в неделю, по выходным дням. Мы предлагаем
широкий спектр программ для детей разного
возраста. Для совсем маленьких, в возрасте от
года до трех лет, у нас, например, есть сразу
четыре программы: «Капельки», «Ладушки»,
«Бирюльки», «Мама плюс малыш».
— Для детей примерно одного возраста
разные программы?
Марина: Программы
разрабатывают педагоги, которые по ним работают.
Каждый педагог делает программу в связи со
своими личностными особенностями и
возможностями и в связи со своим пониманием
возраста. Конечно, все программы учитывают
основные возрастные характеристики, но
построены программы по-разному — с
использованием разных методик. А в процессе
реализации каждая программа обязательно
корректируется — с учетом детей, которые по ней
занимаются.
Кроме базовых общеразвивающих программ,
родители могут оплатить для своего ребенка
спецкурс. Спецкурсы у нас каждый год разные,
очень интересные, учитывающие многообразие
вкусов детей и в первую очередь родителей. Есть, к
примеру, спецкурс под названием «Музыкальная
гостиная». Педагог, который ведет «Гостиную»,
работает еще и в консерватории. Она часто
приглашает на занятия к малышам своих студентов.
Те приходят с инструментами, показывают детям,
как они звучат, даже подержать дают. Есть
спецкурс «Музыкальный театр». Есть «История в
сказках».
— Спецкурсы придумывают педагоги,
исходя из своих внутренних побуждений?
Марина: Да.
— То есть, к примеру, я прихожу к вам и
говорю: «Предлагаю организовать спецкурс
«Журналистика для детей горшечного возраста».
Буду учить детей брать интервью. Это, с моей точки
зрения, эффективнейшая форма развития речи».
Если моя аргументация звучит убедительно, и я в
принципе устраиваю вас как специалист, вы даете
мне возможность набрать группу?
Марина: Очень близко к истине.
У нас, например, есть педагог, который ведет
спецкурс «Живая строчка». С ее точки зрения, дети
с самого раннего возраста должны воспитываться
на классической поэзии, и даже самым маленьким
полезно слушать звучание ахматовских строк или
строк Пастернака.
— Если нужно было бы в «законном
порядке» утверждать такую программу, это было бы
невозможно.
Марина: Государственная
система мыслит другими параметрами. Ее программы
— для массового использования, для массового
педагога. А как можно рекомендовать рядовому
воспитателю государственного детского сада в
рамках занятий читать детям стихи Ахматовой? Все
понимают, что это абсурд. Да и освоенный
педагогами формат занятий по развитию речи это
исключает. Но мы подходим к работе педагога
совсем с другими критериями. Сначала мы проводим
собеседование с автором спецкурса. Потом
предлагаем этот спецкурс родителям. Если
желающие находятся, значит, можно пробовать.
Начался спецкурс, мы отслеживаем работу педагога
и смотрим, что происходит с детьми. А в рамках
нетрадиционного спецкурса могут происходить
удивительные вещи. К примеру, педагог спецкурса
«Живая строчка» так читает малышам стихи, что они
приходят в восторг. И на выходе мы получаем детей,
которые любят стихи.
— Не только декламировать, но и
слушать?
Марина: И слушать, и
произносить. Они буквально смакуют слова,
литературные выражения, фразы. Возможно, из них
вырастут настоящие любители поэзии.
— Это, конечно, нуждается в проверке.
Но государственная система точно не может
похвастаться успехами по части развития у детей
поэтической культуры. Для современных взрослых
открыть на досуге томик стихов — элитарное
занятие.
Марина: Иными словами, нам
спецкурс «Живая строчка» показался очень
интересным и эффективным. И на него был
родительский спрос. Но это вовсе не значит, что мы
будем рекомендовать направо и налево методы
своего педагога. Мы понимаем, что это —
эксклюзив.
Спецкурс может дорабатываться и
перерабатываться педагогом. Два педагога могут
объединять усилия, разрабатывая общую программу.
Система спецкурсов позволяет педагогам проявить
свою индивидуальность и поощряет их к
творчеству. Родителям система спецкурсов тоже
нравится: есть, из чего выбирать.
Беседу вела Марина АРОМШТАМ
Продолжение разговора в
следующем номере
|
