Предисловие
Пасха, наряду с Рождеством, — один из
главных праздников, отмечаемых в христианском
мире. Само слово «пасха» восходит к
древнееврейскому «песах» и дословно означает
«исход».
Иудейский праздник Песах отмечают
весной. Он посвящен исходу евреев из Египта и
считается праздником освобождения, избавления
от рабства. Около 2000 лет назад праздновать Песах
в Иерусалим пришел Иисус из Назарета. Этот
праздник он отмечал вместе со своими учениками
во время события, получившего название «Тайная
вечеря».
После смерти и воскресения Учителя
слово «пасха» приобрело новое значение для его
учеников, назвавших себя христианами. Оно стало
означать исход к новой жизни, освобождение от
смерти.
Сын Божий Иисус, претерпев страшные
мучения и смерть на кресте, избавил человечество
от грехов и открыл людям путь к вечной жизни.
Пасха призвана напомнить об этом
событии. В честь него носит название и выходной
день недели в христианском мире — воскресенье.
Рассказывать детям о Пасхе непросто.
Тем более что воскресению предшествовали
мучения и крестная смерть Спасителя.
Но с христианской точки зрения
совершенно недопустимо, чтобы главное
содержание праздника пропадало в суете вокруг
крашеных яиц и куличей, чтобы у детей
складывалось представление, будто главным
действующим лицом события является батюшка из
местной церкви, окропляющий крашенки святой
водичкой, или (бывает и такое) вообще курица, эти
самые крашенки несущая.
Куличи и яйца — традиционное
ритуальное угощение на Руси. Но проникли они на
пасхальный стол из языческих обрядов. Это не
значит, что есть куличи почему-то плохо. За 2000 лет
выпекание куличей и окрашивание яиц наделили
новым значением. Но праздник Пасхи не может
сводиться исключительно к кулинарии.
В праздновании Пасхи есть и еще один
сложный момент. Этот праздник нельзя отмечать
заранее. К Рождеству можно готовиться. Можно
заранее украшать помещение, разыгрывать
спектакли, готовить подарочки. Но Пасхе
предшествует Страстная пятница — казнь Иисуса.
Поэтому любые приготовления, сделанные заранее,
будут выглядеть довольно странно.
В.М. Васнецов «Радость праведных о
Господе. Преддверие Рая». Эскиз росписи для
Владимирского собора. Фрагмент
Лучше не пытаться перенести
празднование Пасхи в детский сад. Верующие
встретят его в церкви, в воскресенье — как и
полагается.
Но с детьми можно беседовать —
рассказывать им сюжеты, связанные со смертью и
воскресением, рассматривать картины,
относящиеся к шедеврам мировой живописи.
Мы предлагаем читателям прочитать или
пересказать детям сказку Сельмы Лагерлёф
«Платок святой Вероники». При жизни, повествует
легенда, ни один художник не запечатлел Иисуса.
(Это неудивительно: в традиции иудаизма
изображение людей было запрещено.) Поэтому
потомкам точно не известно, как он выглядел. Но во
время пути на Голгофу Иисус вытер с лица кровавый
пот платком одной женщины, из жалости
протянувшей его страдальцу. Развернув платок
дома, женщина обнаружила, что на нем чудесным
образом отпечатался лик казненного. Это
изображение будто бы и стало тем образом, с
которого художники впоследствии изображали
Христа.
Сельма Лагерлёф написала сказку,
основанную на этой легенде.
Мы печатаем ее в сокращении — в
варианте, адаптированном для детей в возрасте от
шести лет.
Марина АРОМШТАМ
* * *
С римским императором Тиберием
случилось ужасное несчастье. Его поразила
страшная болезнь, и теперь императора нельзя
было узнать. Лицо его страшно изменилось, голос
стал похож на рычание дикого зверя, пальцы и
суставы с каждым днем разрушались. Против этой
болезни не помогали никакие средства. Все
полагали, что император умрет через неделю или
две, а если останется жив, его все равно лишат
престола, потому что такой больной,
изуродованный человек не может управлять
страной и народом.
Его рабы разбежались, а приближенные
перестали за него молиться.
Тиберий теперь бессилен и никому не
страшен. Милостей от него тоже нельзя было ждать.
И римляне считали, что ни к чему утруждать себя и
докучать богам молитвами.
И только Фаустина, старая няня
императора, знала тайну и поэтому надеялась
спасти императора.
Эту тайну поведали ей муж и жена,
жившие в уединении, высоко в горах. Они разводили
виноград и, казалось, были счастливы. Однажды во
время путешествия Фаустина набрела на их
одинокую хижину, и они поведали ей об одном
счастливом исцелении.
Вот что рассказал ей виноградарь.
«На Востоке болезнь эту зовут
проказой, и она сильно распространена, потому что
чрезвычайно прилипчива. Там даже существует
закон, запрещающий прокаженным жить в селениях и
городах; им велено удаляться в пустынные места,
подальше от людей, и они живут в пещерах,
гробницах, горах. Жена моя родилась от
прокаженных родителей, в горной пещере; она была
здорова, пока была ребенком, но, когда
превратилась во взрослую девушку, болезнь
поразила и изуродовала ее.
Однажды распространилась весть среди
прокаженных, скрывающихся в пустынях, что
Великий Пророк явился в Галилее. «Идите к Нему, —
говорили прокаженным, — Он родом из Назарета. Он
всесилен и исполнен Духа Господня, Он творит
чудеса и может исцелить каждого из вас, если
только возложит руку Свою на чело больного». Но
больные оставались глухи к этим словам, они не
поверили им и оставались в своих уединенных
мрачных пещерах. «Мы — отверженные Богом и
людьми, — говорили они, — нас никто не может
исцелить. Бывали великие пророки и раньше в
Иудее, но ни один из них никогда не исцелил ни
одного прокаженного; никто не может спасти нас от
нашего несчастья».
Только одна поверила возможности
исцелиться — молодая девушка. Она ушла от
больных проказой и направилась по дороге к
Назарету, где часто проходил Великий Пророк. Она
не вошла в город, но несколько дней караулила Его.
Наконец однажды она увидела идущего по дороге
человека, высокого роста, с вьющимися темными
волосами. Глаза Его сияли, как звезды, и
притягивали к себе. Но девушка еще издали
закричала Ему:
— Не подходи! Не прикасайся ко мне! Я
больна проказой! Лишь скажи мне, где мне увидеть
Пророка из Назарета?
Но человек шел прямо к ней, как будто не
слышал ее предостережений, и, подойдя к ней
вплотную, спросил:
— Зачем ищешь ты Пророка из Назарета?
— Он возложит руку на мое чело и
исцелит меня, — не колеблясь, ответила больная.
Тогда человек тот возложил ей руку на
чело.
— Зачем ты это делаешь, — спросила
девушка, — разве ты Пророк?
Он улыбнулся и сказал ей:
— Иди теперь в город, что виднеется там
на склоне горы, и покажись священникам.
Он пошел дальше, а девушка подумала:
— Этот человек пошутил надо мной, видя,
что я хочу исцеления. От него я не узнаю того, что
мне надо.
И она пошла по дороге.
Через некоторое время встретила она
охотника, который ехал на коне по направлению к
горам. Когда он был так близко, что мог услышать
ее, девушка закричала:
— Не приближайся ко мне! Я больна
проказой! Но скажи мне, где мне найти Пророка из
Назарета?
— Зачем ты ищешь Его? — спросил
охотник.
— Я хочу, чтобы Он возложил свою руку
мне на чело, и я исцелюсь, — сказала девушка.
Человек подъезжал к ней все ближе:
— Разве ты больна? — спросил он. — Ты
совершенно не нуждаешься в помощи врача!
— Ты не видишь, — с удивлением
спросила девушка, — что я больная проказой? Я
родилась от прокаженных в скалистой пещере.
Но охотник ни на минуту не сдержал
лошади и приближался к девушке, потому что она
была прекрасна и свежа, как только что
распустившийся цветок, и на ней не было никаких
следов от болезни.
— Ты самая прекрасная девушка, какую я
когда-либо встречал в Иудее! — воскликнул
незнакомец, подъезжая все ближе.
— Не шути и ты надо мной, — горько
заметила девушка, — я знаю, что черты моего лица
обезображены болезнью, а голос мой груб и
неприятен, как лай диких псов.
Но охотник заглянул ей прямо в глаза и
произнес:
— Твой голос так же чист и звонок, как
весенний ручей, когда он мчится через горные
камни, а кожа лица твоего гладка и нежна, как
драгоценнейший мягкий шелк.
Всадник подъехал теперь так близко,
что девушка могла видеть свое отражение, как в
зеркале, в блестящих украшениях сбруи его лошади.
— Посмотрись в эти зеркала, — сказал
он.
Она подошла и взглянула в блестящий
кружок — и увидела отражение прелестного,
нежного, как крылышко бабочки, лица.
— Чье это отражение? — спросила она
удивленно. — Это не мое лицо!
— Это ты сама, — ответил всадник.
— Но разве мой голос не глух и
отвратителен, не напоминает гром повозки,
нагруженной камнями?
— Нет, он прекрасен и приятен, как
звуки сладкозвучной арфы, — ответил охотник.
— Знаешь ли ты человека, который
сейчас скроется за теми дальними дубами? —
спросила тогда девушка, указывая на дорогу,
убегающую вдаль.
— Это Тот, о Ком ты только что
спрашивала: Пророк из Назарета!
Тогда девушка всплеснула от изумления
руками и глаза ее наполнились слезами:
— О, святой человек! — воскликнула она.
— Носитель правды и силы Божией, Ты исцелил меня!
Охотник посадил девушку на лошадь и
повез ее в город, расположенный по склону горы;
тут направился он с ней прямо к священникам и
старейшинам и рассказал все, что случилось с
девушкой и как он нашел ее. Старейшины услышали,
что девушка родилась от прокаженных родителей в
дикой пустыне, они не захотели верить, что она
исцелилась.
— Иди, откуда пришла, — сказали они
девушке. — Раз ты родилась от прокаженных и сама
была больна, ты не можешь теперь быть здоровой и
не имеешь права являться в город, где можешь
заразить всех нас!
— Я знаю, что здорова теперь, —
возразила девушка. — Пророк из Назарета возложил
руку свою на мое чело и исцелил меня!
Когда старейшины и первосвященники
услышали эти слова, они в гневе закричали:
— Кто Он, что может исцелять
прокаженных? От века не было примера, чтобы
кто-нибудь исцелил от проказы! Возвращайся к
своим и не смей являться сюда, чтобы и мы все не
погибли от этой страшной болезни!
Они ни за что не хотели удостовериться,
что девушка теперь здорова, и не разрешали ей
оставаться в городе. Они объявили, что всякий, кто
приютит ее, будет считаться тоже больным
проказой и будет изгнан из города.
Когда девушка услышала этот
безжалостный приговор, она не знала, что ей
делать.
— Мне надо возвращаться к прокаженным,
— с тоской говорила она всаднику, привезшему ее в
город, — мне нет места среди здоровых.
Но тот снова посадил ее на лошадь и
сказал: «Ты здорова; мы вместе переплывем море и
поселимся в чужой стране, где нет таких жестоких
законов».
* * *
Фаустина, няня императора Тиберия,
поверила рассказу виноградаря и отправилась
через море — в далекую Палестину, где когда-то
жила девушка и где ее исцелил Пророк из Назарета.
Надежда спасти Тиберия от страшного
недуга придавала силы старой женщине. Дорога к
Иерусалиму в тот день кишела людьми.
— Мне кажется, Сульпиций, — обратилась
Фаустина к своему спутнику, которого Тиберий дал
ей в провожатые, — весь народ иудейский сейчас
под стенами города.
— Это действительно так, — ответил
Сульпиций. — Сейчас у иудеев большой праздник. И
Пророк из Назарета, наверное, тоже пришел в
Иерусалим.
Фаустина и Сульпиций стали
расспрашивать прохожих, как найти Пророка, но
люди вели себя очень странно и не отвечали на их
расспросы.
Одна иудейская женщина казалась
особенно опечаленной. Она сказала Фаустине:
— Госпожа, не медли с розысками Того,
Кого ищешь. Боюсь, с Ним случилось несчастье.
Смутная тревога закрадывалась в
сердце старой Фаустины.
Вскоре они достигли большой площади в
центре города, откуда шла более узкая улица ко
дворцу правителя. Из этой улицы двигалась
навстречу им густая, огромная толпа: от дворца
правителя Иудеи вели осужденного на смерть,
которого должны были распять на кресте на лобном
месте.
Впереди шла целая толпа праздных
зевак, любителей всяких необычных, хотя бы и
жестоких зрелищ. Они с оживлением и интересом
говорили о предстоящей казни, громко кричали,
размахивали руками и смеялись жестоким смехом.
За ними шли старцы и старейшины города, знатные
граждане в длинных ярких одеждах; далее шла целая
толпа плачущих женщин; многие из них, в избытке
горя, громко рыдали, слезы потоками струились по
их лицам, но, охваченные невыразимым отчаянием и
тоской, женщины не замечали их, не вытирали
мокрых от слез лиц. Множество нищих и убогих
смешалось с толпой женщин; все они были так же
охвачены искренней, глубокой печалью и повторяли
с тоской:
— Боже правый! Господь великий! Спаси
Его! Сошли ангела своего! Спаси Его от гибели! Не
оставь в столь страшную минуту! Помоги Ему!
Вслед за нищими и убогими ехало верхом
на конях несколько римских воинов. Они не давали
толпе приближаться к осужденному и зорко
следили, чтобы толпа не вздумала освобождать Его.
Наконец несколько воинов-палачей
повели осужденного. Они взвалили на Него
огромный, тяжелый деревянный крест, и человек
изнемогал под непосильной ношей, которая
придавила Его к самой земле. Голова осужденного
так низко склонилась, что невозможно было
разглядеть Его лица.
Фаустина стояла со своими людьми на
углу площади и боковой улицы и видела всех,
сопровождавших осужденного на позорную смерть. С
удивлением заметила она, что человек, которого
вели на казнь, был одет в багряницу, а на голове
Его был терновый венок.
— Кто этот человек? — спросила
Фаустина. Один из стоявших тут же людей ответил:
— Он хотел быть царем Иудейским!
— Смерть принесет Ему меньше
страданий, чем та участь, к которой Он стремился,
— задумчиво сказала Фаустина.
Силы осужденного слабели; Он едва
передвигался вперед под страшной тяжестью
креста. Воины всячески подгоняли Его, но
несчастный страдалец едва передвигал ноги. Тогда
они обвязали тело Его веревкой и стали тянуть
вперед; но в это мгновение человек упал на землю и
крест придавил Его.
Великий ропот и волнение охватили
толпу. Всадникам стоило немало труда удержать
народ, воины мечами преграждали дорогу женщинам,
которые с плачем бросились на помощь
обессилевшему страдальцу. Напрасно воины
старались пинками и ударами заставить
осужденного подняться: крест плотно прижал Его
своей тяжестью, и человек был не в силах
подняться. Они схватили крест и старались
приподнять его, чтобы дать человеку снова встать.
Он поднял голову, и старая Фаустина
увидела Его лицо. На лице Его были рубцы и шрамы
от побоев, на лбу холодный пот смешался с алыми
каплями крови, выступившей из-под шипов
тернового венца. Влажные от пота и крови,
спутанные волосы облепляли лицо. Крепко сжатые
бледные губы дрожали, но ни один звук, ни один
вопль страдания не вырывался из них. Глаза были
полны слез, но ни одна слеза не выкатилась из них,
и взгляд потухал под тяжестью перенесенных
недавних страданий.
Но за скорбным, полным предсмертной
муки лицом Фаустине представился ясный, кроткий
облик этого человека, полный величественной
красоты и покоя, с ясным, светлым взором и
ласковой, нежной улыбкой. Сердце старухи
исполнилось вдруг невыразимой тоски, скорби и
жалости к незнакомому, осужденному на крестную
смерть человеку, ей сразу стали близки Его
страдания и унижения, которым Его подвергали.
— Бедный, несчастный страдалец, что
сделали с Тобой люди? — с глазами, полными слез
воскликнула Фаустина и сделала шаг навстречу
Ему. В эту минуту старая Фаустина забыла свои
скорби и печали и была полна сострадания и
жалости к человеку, которого вели на распятие. Ей
казалось, что сердце разорвется от тоски и
жалости, она готова была, вместе с другими
женщинами, броситься к Нему на помощь.
Он заметил, что Фаустина идет к Нему, и
придвинулся к ней. Казалось, Он искал в ней защиту
от людей, которые мучили и терзали Его. Он обнял
колени старухи и, как дитя, прижался к ней
доверчиво и трепетно.
Старая Фаустина склонилась над Ним;
слезы неудержимо струились по ее морщинистому
лицу, и в то же время великая радость охватывала
ее сердце, она испытывала невыразимый восторг от
того, что Он приблизился и прикоснулся к ней.
Одной рукой она обняла Его шею, другой — откинула
волосы со скорбного чела и с материнской
нежностью и лаской заботливо отерла белым тонким
платком капли пота и крови с Его нежного,
прекрасного лица.
В это время воины подняли крест и
заторопились снова двинуться в путь. Они грубо
стали толкать осужденного, снова взвалили крест
на Его слабые плечи. Легкий стон вырвался из
сомкнутых уст Страдальца, и Он покорно пошел за
своими мучителями.
А вечером Фаустина узнала: тот человек,
который нес крест и упал на дороге, и был Пророком
из Назарета. Теперь он уже не мог помочь Тиберию:
римский наместник Понтий Пилат предал его
смерти.
* * *
Старая Фаустина переплыла через море и
вернулась к больному императору.
Она подробно рассказала ему все, что с
ней произошло; Фаустина боялась взглянуть на
больного, она думала, что не того он ждал, что она
убивает в нем последнюю надежду.
К своему удивлению, Фаустина заметила,
что больной спокойно и даже равнодушно слушает
ее рассказ.
— Неужели, — спросил Тиберий, — ты так
искренно огорчена и жалеешь, что человека того
распяли и тем лишили меня Его помощи? Неужели ты
действительно верила, что Он может исцелить меня?
Неужели долгая жизнь не отучила тебя от веры в
кудесников и волшебников? Только дети могут
верить сказке, которую ты узнала от людей в
Сабинских горах.
 К.Брюллов «Христос Воскресший».
Эскиз неосуществленной росписи
для храма Христа Спасителя
|
С ужасом увидела Фаустина, что Тиберий
никогда не верил и не ждал помощи от Пророка из
Назарета.
— Зачем же ты послал меня в далекую
чужую страну, — горько заметила старуха, — если
не ждал помощи, если сомневался и не верил?
— Как мог я удержать, отговорить тебя!
— ответил Тиберий. — Я видел, что ты веришь и
надеешься, я был рад, что еще в силах исполнить
твое желание...
— Все-таки я должна сказать, что
Человек тот был истинным Пророком. Я видела Его.
Когда глаза Его встретились с моим взглядом, мне
показалось, что я вижу Бога! Я была в безумном
отчаянии, что не могла спасти Его от смерти!..
— Я рад, что ты не спасла Его, —
возразил император. — Он был опасный человек и
возмущал народ...
— Я говорила о Нем со многими, —
сказала она. — Он был осужден за преступления,
которых не совершил; Его оклеветали...
— Если Он и не совершил тех
преступлений, которые Ему приписывались, то
совершил множество других, — устало заметил
Тиберий. — Разве есть на свете человек, который
за всю жизнь не совершил таких дел, искупить
которые можно лишь смертью?
Но слова императора не вызывали
раздражения у Фаустины; наоборот, они, казалось,
побудили ее к какому-то решению. Она сказала:
— Я хочу показать тебе Его силы. Ты
помнишь, я говорила тебе, что отерла лик
несчастного осужденного своим платком. Вот этот
платок. Хочешь взглянуть на него?
Она развернула платок перед
императором, и он заметил на тонкой белой ткани
очертания человеческого лица.
Голос старой Фаустины дрожал, когда
она говорила:
— Этот Человек увидел, что я пожалела и
полюбила Его. Не знаю, какой силой Он был одарен,
как мог Он запечатлеть на моем платке одним
прикосновением Свой скорбный образ. Я не могу без
слез смотреть на Его страдальческий лик.
Император нагнулся и стал смотреть
изображение на платке. Оно, казалось, было
запечатлено слезами и кровавым потом. По мере
того, как Тиберий все больше и больше
всматривался, яснее выступали очертания, ярче
обрисовывался весь лик. Император различил капли
крови на скорбном челе, впившиеся шипы тернового
венка, влажные волосы, липкие от крови; крепко
сжатые губы были полны выражения нечеловеческих
страданий.
— Кто Ты? — тихо шептал император. —
Человек или Бог?
Он не мог отвести глаз от чудесного
лика, какая-то невидимая могущественная сила
привлекала взор его все снова и снова к скорбным
прекрасным очам...
Глубокая жалость к невинному
Страдальцу охватила вдруг душу Тиберия. Слезы
показались на его глазах и потекли по лицу.
— Я оплакиваю Твою смерть, неведомый,
великий, — прошептал Тиберий. — Фаустина! —
окликнул император. — Как ты могла допустить,
чтобы человек этот был распят! Он исцелил бы
меня!..
Тиберий снова наклонился низко, низко
над изображением лика скорби.
— Слышишь ли Ты, великий, слова мои? —
говорил император. — Видишь ли скорбь мою? Тебя
отняли от меня, я не получу от Тебя исцеления, но
мне остается месть; горько расплатятся те, кто
осудил Тебя на смерть!
Тиберий умолк и несколько мгновений
лежал неподвижно и молча. Потом он вдруг сполз с
ложа и на коленях склонился перед ликом
Страдальца.
— Ты — истинный, прекрасный, великий,
ты — лучший на земле, Ты — человек, — как в бреду,
говорил Тиберий. — Я увидел Тебя, венец создания,
я никогда не мог даже мечтать об этом! Посмотри на
меня! Я — дикий зверь перед Тобой, жалкое
создание, немощное духом и телом... О, если бы Ты
увидел меня. Ты — милосердие! Твой ясный взгляд,
один лишь луч Твоих дивных очей исцелил бы меня!..
Сжалься, сжалься надо мною!
Тиберий склонился до самой земли;
голова его касалась самого лика, потоки горьких
слез смочили платок.
Старая Фаустина в ужасе смотрела на
Тиберия; она уже жалела о том, что показала ему
платок. Она заранее боялась, что больного
императора слишком поразит и взволнует взгляд
скорбных очей, но она не могла себе представить,
что волнение и отчаяние императора будут
настолько велики. Он был, как в бреду; взор его был
прикован к чудесному лику, от которого он не мог
оторваться...
Тогда Фаустина быстро схватила платок
и вырвала из рук императора.
В тот же миг Тиберий поднял голову:
лицо его было чисто, как до болезни; на нем не
осталось ни малейших следов страшного недуга.
Казалось, страшные струпья и раны, которыми было
покрыто во время болезни все тело Тиберия,
питались злобой и ненавистью, которые коренились
в черством сердце Тиберия: они исчезли, как
только луч милосердия проник в его холодное
сердце, согрел его и затеплил в нем огонь любви и
всепрощения.
* * *
На следующий день император Тиберий
послал в Палестину гонцов.
Они привезли оттуда несколько
учеников Распятого. Ученики начали преподавать
учение вечной правды и любви.
Когда прибыли ученики, старая Фаустина
была при смерти. Но она успела креститься и,
приняв христианство, получила имя Вероники, ибо
ей завещал Спаситель хранить и передать людям
истинное изображение Своего божественного лика.
Семидневная неделя появилась у наших предков
только после принятия христианства. До этого
неделя состояла из шести дней. И выходной день,
день отдыха от работы, когда крестьяне ничего НЕ
ДЕЛАЛИ, так и назывался — НЕДЕЛЯ. После крещения
Руси к шести дням недельного календарного цикла
добавился седьмой. Семь дней недели
символизировали семь дней творения. Седьмой
день, когда Господь отдыхал после трудов по
сотворению мира, людям тоже полагалось отдыхать.
В память о важнейшем для христиан событии — о
воскресении и вознесении Спасителя — этот день
назвали воскресеньем.
