КНИЖНЫЙ ШКАФ

Жил-был поэт... «С первой встречи мы подружились на всю жизнь..., на всю жизнь…» Как грустно это звучит, когда друг ушел из жизни. Весной 1962 года в поезде «Москва — Симферополь», на который я сел в Харькове, моими соседками по купе оказались две москвички — бабушка и пятилетняя внучка. Пока поезд стоял, бабушка вышла на перрон и в киоске «Союзпечать» купила журнал «Малютка». Но прочесть ничего не смогла, потому что за «Малютку» бабушка приняла «Малятко» — детский журнал на украинском языке. Я взялся помочь попутчицам, нашел в журнале симпатичное стихотворение и перевел маленькой москвичке: — Ой ты, Петя-петушок, — Удивилась хрюшка, — Почему ты гребешок Носишь на макушке? Отвечал Петух свинье: — Где же взять карманы мне? На следующий день в разговоре с редактором крымского издательства я рассказал о том, что «открыл» хорошего украинского детского поэта Владимира Орлова и был бы рад переводить его на русский, если бы меня с ним познакомили. — Познакомить нетрудно, — сказала редактор. — Мы с ним дружим. Владимир Орлов живет в Симферополе, в пяти минутах ходьбы отсюда. Боюсь только, что переводить его на русский вам не удастся. Через десять минут я уже рассказывал автору его стихотворение в своем обратном переводе с украинского. В ответ он прочел мне свой подлинник: — Ну и Петя-петушок, Удивились хрюшки, — Почему ты гребешок Носишь на макушке? Говорит Петух в ответ: — У меня карманов нет. С первой встречи Владимир Орлов стал для меня и навсегда остался Володей — одним из самых дорогих и близких людей на земле. Мы встречались довольно часто: обычно — у него дома, в Симферополе, реже — у меня, в Харькове, совсем редко — когда одновременно оказывались в Москве. А еще — вместе ездили с выступлениями по крымским пионерским лагерям и детским санаториям. Случалось, «гостили» у пионеров, помогая детскому «пресс-центру», участвуя в подготовке праздников, проводя литературные занятия с малышами. Выступления Володи всегда были праздником и для детей, и для педагогов. Он прекрасно рассказывал со сцены свои лирические, романтические и иронические стихи, увлекательно играл с детской аудиторией, добродушно и обаятельно подшучивал над слушателями и над собой. А поздним вечером, когда дети засыпали, во взрослой компании часами читал наизусть любимых поэтов, остроумно импровизировал, без устали каламбурил. Его любили и слушали с удовольствием. В импровизациях порой рождались стихи, которые Володя потом включал в свои сборники. Например, такое озорное двустишие: У арбуза Всюду пузо. В этом едва ли не самом коротком стихотворении в мире автору хватило четырех коротких слов, четырнадцати букв, чтобы создать живой, веселый, неожиданный образ. А для знакомых Владимира Орлова это стихотворение — еще и автопортрет поэта: Володя тоже был круглым, крепким, звонким. Мне мой друг урывками и к слову много рассказывал о себе. Из этих рассказов у меня сложилась история его жизни, которая не во всем совпадает с официальной биографией поэта. Может быть, Володя разыгрывал меня, выдавая свои выдумки за описание реальных событий. Он любил розыгрыши. Но скорее он верил в истории, которые рассказывал, потому что и в обыденной жизни был настоящим поэтом, романтиком и фантазером. Мне кажется, что сохранившийся в моей памяти вариант устной автобиографии Володи Орлова будет интересен читателям поэта. То ли в конце войны, то ли в начале мирного времени, вернувшись в освобожденный Крым, Вова четырнадцати- или пятнадцатилетним подростком работал учеником слесаря на заводе. А хотел стать моряком: его старший приятель учился в Ленинградском мореходном училище. И еще Володя мечтал покататься на велосипеде. Вторая мечта была особенно неотвязной, потому что мастер цеха каждое утро приезжал на работу на велосипеде, а вечером на нем же уезжал домой. И вот однажды мальчик не удержался. Он чуть раньше обычного закончил работу, наскоро привел в порядок рабочее место, выскочил за проходную и оседлал велосипед. Володя хотел прокатиться и поставить машину на место, прежде чем появится ее хозяин. Но, как назло, в тот день мастер куда-то торопился и тоже пораньше закончил работу. Он увидел, что Володя едет на его велосипеде, и закричал: — Украл, украл! Держите его! Мальчишка так перепугался, что, вместо того чтобы вернуться и все объяснить, поехал прочь. Он побоялся вернуться домой и стал бродяжничать. Однажды, голодный, отощавший, он вышел к морю и увидел, что у причала стоит судно «Галс». Когда подросток попросил, чтобы его взяли юнгой, ему сказали: — Вот швабра. Надрай палубу. И ушли. О том, что было дальше, Володя рассказывал так. — Швабра на судне разборная: палка-ручка и съемная перекладина на веревке. На перекладину нужно намотать тряпку, выбросить за борт, а потом поднять за веревку, надеть перекладину с мокрой тряпкой на ручку и драить палубу. Я начал, как надо: намотал тряпку, бросил в море и стал тащить обратно. Чувствую — не вытащу: она намокла, потяжелела. И тут я понял, что это мне устроили испытание, что за мной тайком наблюдают. Тогда я подтянул веревку к кнехтам. Это такие низенькие металлические столбики на палубе. Вокруг них обматывают веревку (швартов), когда корабль причаливает к пристани. И я стал вытягивать швабру порциями. Чуть-чуть выберу веревку и восьмеркой обматываю вокруг кнехтов. Володя выдержал испытание. Его взяли помощником кока — чтобы подкормился. Когда юнга окреп, его зачислили в команду уборщиком. Потом он сдал экзамен и стал матросом. Помогая корабельному повару, Володя научился прекрасно готовить. Позже он нередко угощал друзей вкусными блюдами собственного приготовления. После морской службы он еще многим занимался в жизни: шил пиджаки и брюки в ателье мод, был типографским рабочим, журналистом, писателем. Но всегда оставался моряком — любил и знал море, историю и географию своего полуострова, был знатоком морского фольклора: Если солнце село в тучу, Жди, моряк, наутро бучу. Если солнце село в воду, Жди хорошую погоду. Таких стихотворных примет Володя знал десятки. Может быть, сочинял их сам. И вообще, стихи не покидали Володю после моря. Вернувшись домой матросом, он освоил портняжное мастерство. — Этот костюм я выкроил себе сам, — сказал он мне, рассказывая об этом эпизоде. А в крымских газетах уже стали появляться его стихи. Он писал их постоянно, даже когда шил. Однажды стихи пришли к нему, когда он гладил роскошный костюм какого-то областного начальника. Пришлось сменить профессию. Он пошел работать в типографию, потом в редакцию евпаторийской газеты. Дорос до заместителя главного редактора. В это время наступила хрущевская эпоха. Мелкие газеты закрывали, «укрупняя» редакции. Володя остался без работы. Но к тому времени уже вышла его первая книжка «Тимошкина гармошка» (1958 год). И несколько книг было «на подходе». Возникли замыслы пьес для кукольного театра и ТЮЗа. Володя перешел на «творческие хлеба». У него не было высшего образования. Но были редкие способности, интерес к жизни и десятки людей, которые любили его и всегда готовы были помочь. Он блестяще знал русскую литературу — и детскую, и взрослую. Обладая тонким языковым чутьем и художественным вкусом, он виртуозно владел словом и любил словесные игры. Он был желанным гостем и собеседником в пионерских лагерях и в школах, в университете и совхозах, на морском судне и в театре, на радио и телевидении, в редакциях газет и в издательствах, в библиотеках и в крымской обсерватории… Бывать в обсерватории он особенно любил. Наверное, потому что чувствовал родство между морем и космосом. Более всего его привлекали тайны этих стихий. Володя уверял меня, что видел НЛО. Рассказывал о «маленьком человечке», который выполнял его невыполнимые пожелания, но взамен приносил в дом неожиданную беду. Когда его стала одолевать болезнь, он продолжал оставаться остроумным, неожиданным и увлекающим собеседником. И был таким до конца своих дней. Уверен, он останется таким навсегда для своих читателей. Вадим ЛЕВИН