Как играют наши дети?
О новых подходах в понимании игры и
новых методах коррекции развития детей, не
готовых к школьному обучению
Куда ты едешь, или Что длиннее: змей или
червячок?
Два ребенка играют в машинки. Оба
ползают на коленках по полу. Машинки объезжают
ножки стульев, задирают колеса на крутых виражах
и отчаянно жужжат.
Тут входит Некто с исследовательскими
намерениями, то есть психолог, и обращается к
первому мальчику:
— Мальчик, мальчик, ты кто?
Вопрошаемый сообщает, что он — Вася.
— Вася, Вася, куда ты едешь?
— Вон туда, к шкафчику.
Психолог делает пометку в толстой тетрадке и
поворачивается к другому мальчику:
— Мальчик, мальчик, а ты кто?
— Я? — не переставая жужжать, отвечает мальчик. —
Я шофер. Крутой.
— Вижу, — радуется психолог. — А куда ты, шофер,
едешь?
— В Чечню. Везу ящики-посылки. Там носки и
продукты. Вж-ж-ж…
— Опасная дорога?
— Угу. Но я крутой.
— Удачи! — машет Психолог рукой машинке и делает
пометку в толстой тетрадке.
Через полгода «Вася» и «крутой шофер»
— теперь уже будущие первоклассники — снова
оказываются лицом к лицу с психологом. На этот
раз от них требуется помощь. Психолог никак не
может решить, какое слово длиннее: «змей» или
«червячок».
Вопрос к заинтересованным лицам: кто
из мальчиков ответит, что длиннее слово «змей» и
кто — что длиннее слово «червячок»? Кого из них
примут в престижную школу, а кого — нет, потому
что, по мнению психолога, этому мальчику во
втором классе не одолеть понятие «родственные
слова»? И, следовательно, ему будет мучительно
трудно понять, что слово «кроссовки» пишется
через «о», потому что проверять его надо не
словом «красный», а словом «кросс».
В замкнутом круге
Ольга Репина, практический психолог и
исследователь, обзавелась кое-какой мебелишкой,
собачками, кошечками и небольшим автопарком.
Даже наличие последнего не позволило ей
вписаться в реестр самых богатых людей в городе.
Не потому что в Набережных Челнах никого не
удивить богатством, а потому что собачки и
кошечки пластмассовые, мебелишка кукольная, а
машинки — игрушечные. Если куда и уедешь на них,
то только в область понимания детей: все предметы
игровой коллекции Репиной служат
диагностическим материалом. Понаблюдаешь за
детской игрой, и некоторые события будущей жизни
детей (например, школьной) можно смело
предсказывать.
Что наблюдает Ольга Репина?
Игра одних детей напоминает
интересный спектакль. В ней все время что-то
происходит, случается. Возникают конфликтные
ситуации, которые надо решать, препятствия,
которые надо преодолевать. Иными словами, игра
развивается по принципу сюжетного действа. Сюжет
строится вокруг какого-то события, которое, с
одной стороны, имеет начало, а с другой стороны,
рано или поздно приходит к своему завершению.
Точно так же построено художественное
произведение — сказка, история, мультфильм.
Но есть дети, играющие по-другому.
«Женская» версия: ребеночку
предлагают поиграть с игрушечной мебелью, с
собачками-кошечками. Кто ж откажется? И вот
собачка начинает «двигаться»: топ-топ-топ. Перед
собачкой стол. Она «подходит» к столу и «кушает».
(А что еще, скажите, делать?) Затем собачка «видит»
кровать и «ложится» спать. «Проснулась» — опять
«кушает». «Покушала» — укладывается в кроватку.
Как жабы в мультфильме про «Дюймовочку»: поели —
теперь можно поспать! Разнообразие, которого так
желает экспериментатор, в жизнь собачки вносит
разве что «прогулка»: после настойчивых
побуждений взрослого она лениво обегает вокруг
кукольного шкафа. А потом снова ест и спит. И
другие собачки, ее подружки, тоже все время едят и
спят. Даже игрушечный волк, появляющийся в мирной
кукольной жизни по воле тоскующего
экспериментатора, страшный голодный волк, сам
готовый всех проглотить, не нарушает спокойного
круговорота игры. Он сразу же «ассимилируется»
среди других персонажей и точно так же начинает
есть за столом из кукольной тарелочки и спать в
кукольной кроватке под одеяльцем вместе с
пластмассовыми собачками и резиновыми
кошечками. О Красной Шапочке даже не вспоминает.
«Мужская» версия практически не
отличается от женской. Только вместо собачек и
кошечек на игрушечной сцене действуют грузовики
и экскаваторы: экскаватор копает яму и ссыпает
землю в грузовик. Грузовик отъезжает на
некоторое расстояние, высыпает землю и
возвращается туда, где экскаватор опять копает
яму. Совершается бесперебойный конвейерный труд,
не тревожимый мыслями о назначении ямы и о
дальнейшей судьбе земляной горы.
Вот это всеобщее миролюбивое
благоденствие, это круговращение игровых
действий почему-то невероятно расстраивает
психологов.
Гораздо больше, чем неясный с
политической точки зрения сюжет про поездку в
Чечню.
Почему? Да потому что «миролюбивые
цикловики», по мнению Ольги Репиной и ее научного
руководителя Александра Либермана, практически
обречены на серьезные трудности в обучении.
Так что же длиннее: змей или червячок?
Реальный змей, бесспорно, длиннее, чем
червячок. Но чтобы изобразить «змея» на письме,
требуется всего четыре буквы. А для «червячка» —
аж восемь. Натуральный червячок, конечно, змею не
конкурент. Но по количеству букв слово
«червячок» длиннее слова «змей» ровно в два раза.
На стартовом собеседовании с психологом двум
мальчикам требовалось сравнивать между собой не
змея с червячком, а слова «змей» и «червячок».
Мальчик Вася, хороший и воспитанный,
наивно выбрал змея в качестве более достойного
персонажа. Надо было «отрешиться»,
абстрагироваться от значения слова и иметь дело
с его звуковой оболочкой, то есть со словом как
таковым. А он подвоха не уловил. Поэтому психолог
заключил, что в школе он будет испытывать
сложности с усвоением понятий. Вопрос о
профессиональном коварстве психологов,
проявляющемся во время записи в первый класс,
здесь не обсуждается.
Интереснее другое: психолог в лице
Ольги Репиной мог бы предсказать грядущие Васины
сложности и без апелляции к червячку — на основе
анализа его игры. Вася в свои шесть лет не умел
выстраивать игровой сюжет, игра у него носила
цикличный характер. Поэтому Васе как типичному
«цикловику» в школе будет трудно даваться
усвоение понятий.
Утверждение выглядит парадоксальным.
Понятия требуют умения абстрагироваться от
конкретных значений, понятия требуют умения
обобщать. А игра в наших устоявшихся
представлениях связана с художественным началом
— но никак не с абстракциями разного рода.
Каким же образом одно зависит от
другого?
Далеко ли до «Чечни»?
 Согласно
психологическим исследованиям, 25% сегодняшних
учеников начальной школы не способны к освоению
понятий. И одолеть эту неспособность невозможно
никакими усилиями учителей — ни мученическими,
ни мучающими. Невозможно строить дом на песке,
утверждают психологи.
У них вообще принято объяснять
происходящие неудачи делами «давно минувших
дней». Если сегодня что-то не проросло, значит,
вчера его либо забыли посеять, либо плохо
взращивали. Если сегодня не получается усваивать
понятия, значит, вчера не сложилось что-то,
являющееся фундаментом для их освоения. Осталось
определить, что именно.
Советские психологи во главе с Д.Б.
Элькониным говорили: чтобы у ребенка-школьника
все хорошо сложилось с учебой, он в дошкольном
возрасте должен всласть наиграться. В частности,
должен наиграться в сюжетно-ролевые игры. Через
эти игры дети осваивают ролевое поведение.
Ребенок, освоивший вхождение в роль и выход из
роли, знакомый с различными ролевыми ситуациями,
должен быть готовым к обучению в школе. Но
эксперименты А.Либермана и О.Репиной показали:
практически все дети шести-семи лет (если они
умственно сохранны) к началу учебы способны к
ролевому поведению. Это, однако, не обеспечивает
им успешного овладения понятиями. Значит,
овладение ролевым поведением — фактор хоть и
необходимый, но недостаточный. Требуется сделать
акцент на другой части термина: «сюжетно-ролевые
игры».
На чем базируется детское умение
выстраивать сюжет игры? На способности к
созданию «мнимой» (или воображаемой) ситуации,
которую Л.С. Выготский считал одной из важнейших
характеристик игры как таковой. А создание
воображаемой ситуации, безусловно, предполагает
умение абстрагироваться от конкретного значения
вещей.
 Вот
ребенок принимает на себя роль «крутого шофера»,
отправляющегося в «Чечню». (Пусть правозащитники
нас простят: детская игра — зеркало реальности.)
Он определяет себе игровую цель — доехать не до
шкафчика и не до двери, а до этой самой «Чечни». На
реальную географию комнаты накладывается
другая, игровая география, придающая новый смысл
всем его действиями. Он знает, что доехать до
«Чечни» непросто. Это опасно. Опасности надо
преодолеть. Поэтому петли вокруг стульев и
заваливания в кювет, которые он заставляет
выделывать свою машинку, — не просто манипуляции
с игрушкой, «как в кино», а сюжетные действия,
выражающие трудности пути. Достигнув цели, он
выгружает свои «носки-продукты». И это может
служить логичной концовкой игры или ее
фрагмента, обосновывающей все предыдущие
действия.
Иными словами, этот мальчик, «крутой
шофер», играя, создает мнимую ситуацию,
воображаемый мир. Мир, в котором он на время может
поселиться, но которым — в то же время — может
управлять.
Далеко ли до «Чечни»? Очень далеко.
Далеко ли вон до того стула? Нет, конечно. Но если
стул изображает «Чечню», то — далеко. И слово
«червячок» длиннее слова «змей».
У вьющейся веревочки должен быть конец
— Петя! Домой! Обедать!
Но Пете не до обеда. Он уже два раза был «убит» (то
есть «другие» суперагенты в его лице), а теперь
тот, кто остался «в живых» (и кто в данный момент
представлен в лице Пети) должен захватить
икс-материалы. И если этого не сделать, случится
атомная война. Или нашествие инопланетян. Какой
может быть обед?
— Петя! Достреливай патроны и срочно домой! Иначе
«они» тебя живьем возьмут.
Это другой разговор. Для захвата икс-материалов
нужны новые патроны и подкрепление. То есть, «не
пора ли нам подкрепиться»?
Так что обед весьма кстати. А игра получила
завершение.
Это очень важно — дать ребенку возможность
правильно поставить игровую точку, «не
травмируя» игровой сюжет взрослым
волюнтаризмом.
И это входит в условия коррекционной работы
Ольги Репиной.
Дело ведь не в том, чтобы
констатировать: «Эти дети не смогут усваивать
понятия». Дело в том, чтобы помочь этим самым
детям выстроить психологический фундамент, на
который функция освоения понятий сможет
опереться. А для этого требуется играть, играть и
играть.
Ребенок с помощью взрослого должен
разорвать дурную бесконечность круговых
действий и драматизировать игровую ситуацию: «А
давай, как будто…»
Первая, начальная линия коррекции
связана с умением выстраивать игровой сюжет, то
есть придумывать его начало, развитие, игровую
концовку. Пусть мнимая ситуация создается с
помощью взрослого. Важно, чтобы ребенок научился
ее принимать и «попадать» внутрь.
Этого уже достаточно, чтобы
впоследствии освоить понятие родственных слов.
Следующий уровень коррекции связан с
обучением ребенка использовать в игре
предметы-заместители: вместо кроватки скорлупку,
вместо столика спичечный коробок, вместо машинки
ластик и т.п. В какой момент школьной жизни
скажется это умение?
Ну, например, тогда, когда нужно
составить схему предложения или предложение по
схеме, когда нужно придумать задачу, решающуюся
таким вот образом (2+3+5=10 или 5+X=7 и т.п.), когда нужно
понять чертеж, изображающий движение двух
туристов. Ведь что просматривается сквозь умение
пользоваться заместителями? Умение обобщать.
Наконец, третий уровень коррекции
связан с обучением ребенка «сворачивать»
конкретные действия и заменять их речью.
«Куколка попила водички, взяла свою тяжелую
сумку и полезла на высоченную гору». Туда, где ее
ждет какой-нибудь замечательный подарок,
какое-нибудь желанное счастье. Так вот: в гору
куколка «топает», а водичку пьет на словах, и
сумку на плечо взваливает тоже на словах. Что
здесь происходит? Игра некоторой своей частью
обращается в сказку, а игровые действия — в
повествование сказителя.
Конечно, в идеале сюжет должен
порождаться самим ребенком. И высший пилотаж —
если ребенок умеет в собственный сюжет включать
других детей, если он — не только «сам себе
режиссер», но и режиссер детской игры по большому
счету. Здесь, однако, идет речь не только о
развитой способности к игровой
самодеятельности, не только о свойствах
личности, необходимых для усвоения понятий,
сколько о развитии лидерских качеств и
организационных способностей.
Для того же, чтобы освоить понятие
родственных слов, достаточно и того, если ребенок
научился встраиваться в чужой сюжет, если он
научился попадать в «мнимую» ситуацию, заданную
партнером по игре.
Это, кстати, не означает, что ребенок, с
легкостью осваивающий понятия, будет отличником
или даже хорошистом. Речь идет лишь о его
способности к пониманию, что совсем не является
синонимом успешной учебы.
Рассказали Александр ЛИБЕРМАН
и Ольга РЕПИНА, г. Набережные Челны
Александр Либерман — кандидат
психологических наук, директор авторской школы и
одной из самых интересных экспериментальных
площадок в системе ФЭП Министерства образования
и науки РФ,
Ольга Репина — кандидат психологических наук,
психолог авторской школы А.Либермана.
|