Уважаемые читатели,
вы ходили в детский сад?
Ходили ли в детский сад ваши родители?
Поделитесь с нами своими воспоминаниями.
Быть может, собрав ваши впечатления
в единую картинку, мы сможем лучше
разобраться в сегодняшнем дне.
Своими воспоминаниями делится
Нина ЧИХАЛОВА, начальник
районного управления образования в
Иркутской области.
|
Нина ЧИХАЛОВА
Десять дней дошкольного образования
Мне сегодня чуть за 50. Чуть — это «50+2»
года. Я родилась и прожила четверть века в
сельской местности в Алтайском крае. Мои
родители жили в деревне недалеко от
города Барнаула, в трех километрах от реки
Оби. Места там у нас красивые, привольные, богатые
цветами, травами, заливными лугами, озерами,
огромными полями и пастбищами. До шести лет моя
жизнь деревенской девчонки, жизнь моей сестры
Галины и всех наших малолетних подруг и соседей
была вольной и веселой. Жизнь у колхозников была
трудная, рабочий день начинался чуть свет, иногда
в пять часов утра, и заканчивался далеко затемно.
Родители целый день были заняты на работе, и весь
длинный день мы жили самостоятельно. Все
воспитание со стороны родителей сводилось к
заданиям — надо сделать по дому то-то и то-то.
Весной мы пасли гусей и маленьких гусят,
производили «набеги» на леса и луга: ели щавель,
пучки, саранки, медуницу; пили березовый сок, воду
из родника. Летом купались, ходили за грибами и
ягодами. Осенью помогали родителям в уборке
урожая — скидки на возраст не делались. Зимой
катались на коньках, лыжах и санках. Разное с нами
случалось: и под лед проваливались, и белену
пробовали, сами тонули и вещи топили, дрались. Но,
слава Богу, все как-то обходилось, и здоровье у
всех нас было отменное.
И вдруг грянул гром! Председатель
колхоза (а мы жили на отделении колхоза, за 7 км
от центральной усадьбы) собрал всех родителей и
объявил, что по решению партии и правительства во
всех колхозах создаются сезонные детские сады.
Родители должны спокойно работать, а за детьми
должен быть пригляд и присмотр!
Решения в то время не обсуждались. Тут
же был дан приказ бригадиру — освободить самое
большое здание в селе (здание правления) и отдать
его под детский сад; освободить женщин,
понимающих толк в воспитании, от работы в колхозе
и направить на работу в детский сад
воспитателями, нянями, поварами. Скоро в здание
бывшего правления привезли железные детские
кроватки — такие высокие, что малыши не могли на
них сами забраться; сшили матрацы и подушки и
набили их соломой. Огородили здание низким
штакетником, построили большой закрытый навес
для пищеблока, вкопали в земляной пол длинные,
сбитые из досок столы и лавки, а в отгороженном
закутке слепили печь для приготовления пищи.
Миски и ложки были алюминиевые, а кружки
эмалированные, с полевого стана привезли большие
котлы и поварешки. Другой мебели, кроме кроватей,
в здании детского сада не было. Игрушек тоже не
было. Их мы должны были приносить из дома. Можно
подумать, у нас дома были какие-то игрушки! Книги
для нас приносили из сельской библиотеки.
Занятий как таковых не было: нам читали, пели
песни («По долинам и по взгорьям шла дивизия
вперед...»), показывали инсценировки (слова из них
я помню и сейчас) и водили парами гулять — в лес,
на реку и в бурьян. Там стояла настоящая машина —
полуторка. Бог знает, откуда она взялась в нашей
деревне. Мужики говорили, осталась с войны.
И вот всех детей от мала до велика (от 1
года до 7 лет) перевели на организованное
дошкольное воспитание. Вольная волюшка для нас
кончилась.
Мне тогда было шесть лет, моей сестре
еще меньше. Но девушки мы были очень
самостоятельные и свободу любили. Сначала мы не
поняли, чего нас лишили, а потом приуныли и
затосковали: надо ходить парами, есть по часам,
купаться в реке нельзя. Но добил нас дневной сон!
Мы не спали днем с тех пор, как вышли из
ползункового возраста. Деревенским детям
некогда спать днем — вокруг дел полно! Время
текло медленно, от соломенных тюфяков все тело
немело и чесалось, а сон не шел. Стоило только
пошевелиться, и скрип соломы от ворочания
двадцати пяти детей разносился по всей деревне.
Тут же раздавался грозный окрик няни или
воспитателя. Перенести такое насилие мы,
привыкшие к воле, не могли и взбунтовались.
Среди бела дня мы с сестрой вылезли в
окно спальни и сбежали из организованной
дошкольной жизни. Пример оказался заразительным.
Каждый день из группы сбегало больше половины
детей. Мы прятались, а уж спрятаться у нас в
деревне было где!
И вот одна половина персонала ловила беглецов, а
вторая воспитывала оставшихся. Потом они
менялись ролями, и так каждый день. Ни уговоры, ни
порка родителей, ни грозное начальство в лице
бригадира — никто и ничто не могло вернуть нас
обратно. Утром мы плелись в детский сад под
грозным оком старшего брата. Он ехал с прутом на
велосипеде, а мы шли рядом. Мы приходили в группу,
но уже через час-два сбегали оттуда. Могли сидеть
целый день в лопухах в засаде.
Через два месяца деревенский детский
сад перестал существовать! Не было его и потом,
нет и сейчас. Мое организованное дошкольное
детство исчисляется десятью днями.
И кто бы мог подумать, что я, ярая
противница организованного дошкольного
воспитания, закончу дошкольное отделение
Барнаульского педучилища, затем дошкольный
факультет Шадринского государственного
педагогического института и всю свою жизнь свяжу
с дошкольным образованием! До 1979 года я жила и
работала воспитателем в Алтайском крае, в 1980 году
переехала в Иркутскую область и уже двадцать
шесть лет возглавляю дошкольное образование в
районе. Работаю ведущим специалистом по
дошкольному образованию в отделе образования,
отличник народного просвещения РСФСР.
Люблю свою работу, люблю своих коллег,
своих воспитанников-дошколят и счастлива, что
есть оно, мое любимое дошкольное образование. А
свое организованное дошкольное воспитание
всегда вспоминаю со смехом!
|