I
дремучем лесу,
что гудит
и шумит,
Как ропоты моря далекого,
На ясной полянке избушка стоит,
Гнездо лесника одинокого.
Он в жизни друзей и врагов растерял,
Исчезли родные и милые,
И годы летели, он их не считал, —
Так птицы летят быстрокрылые.
Но в сердце
горячем умел сочетать
Он горе и радость великую.
С улыбкою светлой любил угощать
Ребяток лесной земляникою.
На ясной полянке рассказывал им
Он сказки лесные, волшебные.
С молитвой он травы сбирал и больным
Давал эти травы целебные.
Он тайну лесную и речь понимал:
Берез колыханья плакучие,
И то, что комар, пролетая, пищал,
И птиц пересвисты певучие.
Он знал, где впервые пробьется трава,
Где цветик распустится аленький,
Туманом белела его голова,
Склонясь над
козявкою маленькой.
Садясь отдыхать на пенек у полянки,
Приветы он слал тонконогой поганке,
И, лес обходя предвечерним дозором,
Он кланялся красным большим мухоморам.
Всю тварь он любил, и она не боялась:
У ног его пчелка в цветок забиралась,
Бежала к нему востроглазая мышь.
Пугая лесную глубокую тишь,
Кричал ему филин про новости леса.
Дневной мотылек, непоседа-повеса,
На кудри седые летел отдохнуть,
А божья коровка вползала на грудь.
В избе не держал ни ножей он, ни ружей.
К нему медвежонок влезал неуклюжий,
К нему приходили волчата играть,
Когда за добычей бежала их мать.
И он говорил им: — Теперь вы, как дети,
Прекрасны, но ждут вас и злоба, и сети,
Вы будете кровь с
наслажденьем лизать
И с хищною радостью жертву терзать.
Но знайте же, бедные, темные звери,
Не вечно в плену вы, откроются двери:
«Вся тварь свободится», — апостол сказал,
«Надейтесь и ждите», — Господь обещал.
И волк станет кротким, как нежный ягненок,
К медведю, ласкаясь, придет жеребенок,
За птичкой гоняться не будет сова,
Не ляжет под злою косою трава.
Все то, что теперь захлебнулось в крови,
Сгорев, убелится в горниле любви.
Протянется к небу земная дорога,
И узрят все твари грядущего Бога! —
Звучал его голос, как шумы дубравы,
И ветер, ласкаясь к цветам, повторял:
— Надейтесь и ждите: Господь обещал!
II
Лето проходит, зима недалеко,
Солнца чуть греет янтарное око.
Вот уж на лыжах мороз пробежал,
Треском и птиц, и зверей распугал.
Льдинки, снежинки на кочках и пнях
Мчатся метели на белых конях.
Гривы седые по ветру разметаны,
Саваном бледным метели обмотаны.
Гулкое море туманных снегов,
Тонкие свисты и стон голосов...
А лишь только стихнет вьюга
И повеет ветер с юга,
Дед выходит на крыльцо,
Озабочено лицо.
Вдоль поляны, над
низиной,
Он идет с большой корзиной.
Чтоб не спутать ход к норе,
Ищет меток на коре.
Где зверек припал бессильный,
Сыплет там он корм обильный.
Деду всякий мил и жалок:
Ищет он ворон и галок,
Согревает смерзших птиц,
Гладит зайцев и лисиц,
И лишь ночью, под звездой,
Возвращается домой.
III
ил в лесу во мгле
иглистой
Зайчик именем Дымок.
Хвост упругий и пушистый,
Словно вешних верб пушок.
Ус торчащий, седоватый,
Ухо — длинный вялый лист,
А животик, как из ваты
Сделан: мягок был и чист.
Был Дымок предобрый малый,
И веселый, и простой,
Но нисколько не отсталый,
А скорее развитой.
И с душою не пугливой,
Хоть и заяц. — В добрый час
И под звездочкой счастливой
Родился Дымок у нас. —
Мать твердила. — Да, он смелый, —
Старый заяц говорил
И от страха то и дело
Глазом старческим косил.
Раз Дымок присел на кочку,
Листик сладенький глодал,
Вдруг он видит — по лесочку
Кто-то черный пробежал.
Пал за пень,
Словно тень,
Вдруг за корень
зацепился,
Захихикал, искривился,
Покатился, словно ком,
Кувырком
И, шипя, остановился
Пред Дымком.
Но Дымок не растерялся:
— Ты откуда это взялся? —
Он спросил. — Как мал твой рост,
Черен ты, и странный хвост:
Скользкий, длинненький и тонкий...
Ножки козьи, голос звонкий...
Отчего ты так визжал
И зачем ты в лес попал? —
Неизвестный покачнулся,
Закорючкой хвост загнулся,
И, пощелкав языком,
Он сказал: — Тебе знаком
Там, за красною осиной,
Под колючею малиной,
Буерак? Оттуда я,
Там живет моя семья,
А в лесу я появился,
Как и ты: я здесь родился
Позапрошлою весной.
Ни зовусь я, бес лесной.
Подружимся, если хочешь?
Ты над листиком хлопочешь,
Дам тебе я повкусней:
Сладких ягод и корней.
Научу ночной порою
Птиц пугать, крича
совою,
В норы змейкой заползать,
У медведей мед лизать,
И у белки, для потехи,
Перепортить все орехи,
Ручейки, ключи мутить,
Куролесить и юлить! —
И на ножках он козлиных
Прыгать стал, как на пружинах.
— Я слыхал, что ты не трус,
Отвечай, не морщи ус! —
И Дымок ответил тихо:
— Вижу я — живешь ты лихо.
Жить, как ты, я не хочу,
Я другому научу.
Раз в осенний день туманный
Видел я, как кто-то странный
Шел, как ты, на двух ногах,
Травы в белых нес руках.
Я бежать к нему собрался,
Но... впервые испугался,
Сам не знаю как, сробел
И за кочкою присел.
А потом сказала мама,
Что лесничий этот
самый
Любит птиц и нас, зверей,
Что в избушке он своей
Корм для зайцев припасает
И не бьет, и не гоняет.
Не боится он волков,
Знает много тайных слов,
Сказок, песенок волшебных,
И цветов, и трав целебных.
Если лапку занозишь,
Прибежишь и запищишь,
Он возьмет тебя в охапку
И, промыв, завяжет лапку.
Если хвостик прищемить,
Он сумеет залечить.
Я готов с тобой брататься,
Чтоб вдвоем к нему пробраться,
В домик ласковый залезть.
Будет там, чего поесть! —
Ни охотно согласился,
Но когда вдали явился
Старый дед, бес посерел
И на корточки присел,
Задрожал, как лист
осинный,
Ножкой дергать стал козлиной,
Ощетинился, завыл,
Лапкой мордочку прикрыл.
— Ну, чего же ты, бесенок! —
Убеждал его зайчонок,
— То лихой, не дуешь в ус,
А на деле, видно, трус! —
Но Дымок стыдил напрасно:
— Нездоровится ужасно! —
Ни пищал. — Что за старик:
Белый волос, светлый лик!
Издалека, слышу, пахнет
Так, что всякий бес зачахнет.
Ну его! Нет, не рука
Лезть мне в домик лесника.
Лучше завтра ты, зайчака,
Жди меня у буерака.
IV
одружился Ни с
зайчонком:
Лишь успеет протереть
Глазки черным кулачонком,
Как уж лезет посмотреть,
Не присел ли на пенек
Серый друг его, Дымок.
Вместе по лесу блуждают,
Ловят желтый, красный лист,
Что деревья им роняют.
Терпкий воздух звонок, чист.
Белка прыгает с березы
На высокую сосну,
Листья падают, как слезы,
И не будят тишину.
Домик сделали под елкой,
В нем тепло, он весь закрыт,
И, усыпан хвоей колкой,
Пол под лапками скользит.
А уж ночи удлинялись
И глотали дней часы,
И в траве седой качались
Капли мерзлые росы.
Раз Дымок, забравшись в ельник,
Неожиданно спросил:
— Ни, ты слышал про сочельник? —
— Да, мне ворон объяснил:
Это праздник и большой,
Только не для нас с тобой.
Для бесов и для
зверей —
Будни; праздник — для людей. —
Вдруг Дымок разгорячился:
— Ты не понял ничего,
Я же кой-чему учился...
— Ты учился? у кого? —
— У того, кого боишься,
Точно маленький щенок,
От кого ты весь кривишься,
Как в огне сухой листок... —
Тут Ни рассердился: завыл, застучал
По мерзлой земле он копытами,
И стал задыхаться и дико сверкал
Глазенками, кровью налитыми.
А потом, ослабевая,
Посерел, на землю пал
И, тихонько завывая,
Прошептал:
— Деда я боюсь недаром,
И за что его любить:
Ведь крестом он, как ударом,
Может беса пришибить...
По моей ли доброй воле
Бесом я рожден на свет?
Не хочу бесовской доли:
Для бесов
спасенья нет!.. —
И вид у бесенка стал страшно печален.
Смотрел он туда, где из черных прогалин
Ночь ширила взмахи темнеющих крыл
И день по тропинкам лесным уходил.
Огромной и страшной казалась поляна
В лохмотьях умершей листвы и тумана.
От грусти и жалости зайчик дрожал
И уши он к дымчатой спинке прижал.
— Нет, Ни, ты не прав, безнадежно тоскуя, —
Он молвил, — недаром все к деду хожу я,
Он мудрый, и жизнь моя стала светлей
С тех пор, как наслушался тихих речей:
«Утешьтесь, вы, темные бесы и звери,
Не вечно в плену вы, откроются двери,
“Вся тварь свободится”, — апостол сказал,
“Надейтесь и ждите”, — Господь обещал!»
То белого деда святые слова,
Их шепчут деревья, поет их трава,
Я слышу их часто и днем, и во сне,
И жизнь прояснела, и радостно мне.
Подумай об этом один втихомолку
И помни: пойдем мы в сочельник на елку.
V
Плачет, всхлипывая, осень
И уходит. Неба просинь
Далека и не ярка.
Захрусталилась река.
Снег порхает над ветвями
И гранеными цветами,
В складки желтые коры,
На узлы и на бугры
Сыплет звездчатый узор.
Спит в снегу усталый бор.
Приближается сочельник.
Дед идет в соседний ельник,
Чтобы елку выбирать,
Деревцо облюбовать.
На полянке ель находит,
Раза три кругом обходит.
Деду нравится она:
Высока, густа, стройна.
Тут работа закипает:
Дед на дерево влезает,
Тяжело в его года;
Он кряхтит. В руках звезда,
И к вершине ели темной
Лезет дед с звездой огромной.
А по ребрышкам ветвей
Он с вершины до корней
Лепит свечи восковые.
Вот орехи золотые,
Поразвесил и глядит,
И по веткам дождь струит,
И слегка качает ветки
В золотой сквозистой сетке,
Чтоб орехи покачнулись,
Строгой хвое улыбнулись.
К ночи кончена работа,
А наутро вновь забота:
Из огромной кадки мед
Дед по кадочкам кладет,
Всюду лазает с совочком,
Рассыпая по мешочкам
Дымный дождь зернистых круп.
Никогда он не был скуп,
А теперь уж и подавно,
Чтобы справить елку славно,
Не жалеет ничего
Он для леса своего.
VI
Ни в ужасном нетерпеньи
Друга ждал, как украшенье,
Нацепив на скользкий хвост
С пня корявого нарост.
Солнце село, стынет день.
Только Ни присел на пень,
Как увидел, что Дымок
По сугробам скок, да скок!
— Ты готов? — кричит, — отлично!
Морду вымыл? все прилично?
Не ударь же в грязь лицом
И не трусь... идем, идем! —
Быстро по снегу они побежали:
Ветер за ними поспел бы едва ли.
Издали елка, как солнце, горела.
Зверь торопливый мелькал то и дело.
Всякий с семейством спешил спозаранку
К елке поспеть на лесную полянку.
За бурой
медведицей шли медвежата,
Переваливались,
За серой волчицей бежали волчата
И оскаливались.
Белка белочек вела через кусты,
Расправляя детям пышные хвосты,
И лисица с лисенятами вослед
Торопилась, заметая легкий след.
Мышка серая бежала впопыхах
С мышенятами, забыв свой вечный страх.
Нынче елка ведь у деда самого,
Так не страшно: не обидят никого.
И от топота, сопения и рева
Колыхались волны воздуха лесного...
Между тем Дымок взволнованный спешил
И за лапочку приятеля тащил.
Прибежали. Не протискаться вперед
И куда ни посмотри — везде народ.
Их заметили, сначала
Не хотели пропускать.
Это зайчика
смущало,
Но не стал он уступать.
— Беса малого, лесного
Ты зачем привел сюда?
— Ради праздника святого
Пропустите, господа! —
Умолял Дымок умильно,
Лапки серые сложив.
Ни стоял за ним, бессильно
Хвостик тонкий опустив.
У несчастного бесенка
Заболела головенка,
Там, где рожки надо лбом
Чуть заметно прорастали
В жесткой шерстке и торчали
Острым крошечным клыком.
А от дыма хвои жженой
И от воска светлых свеч
Затошнило. Он, смущенный,
Захотел на снег
прилечь,
Как услышал вдруг: — В сочельник
Бесенят таскают в лес
На святую елку в ельник!
Я таких не знал чудес,
Вот уж, значит, как теперь! —
Прорычал какой-то зверь.
— Ты зачем пришел, бесенок?
Ах ты, черный нахальченок!
Да закрой свой рыбий рот:
Воск горячий натечет! —
Вздрогнул Ни и оглянулся,
Что-то пискнул, поперхнулся
И хотел уж тягу дать.
— Ну, зачем же обижать! —
Подходя, лиса сказала,
— Или вам здесь места мало? —
Тут вмешался и медведь:
— Обижать детей не сметь!
Ну, положим, он бесенок,
Будет гадости творить,
Но теперь еще ребенок,
Отчего ж не
пропустить? —
Лапой бурой и косматой
Он расчистил детям путь.
Ни, тревогою объятый,
Собирался улизнуть,
Но Дымок его за лапку
Очень крепко ухватил
И, как черненькую тряпку,
Прямо к елке потащил.
А лиса им вслед: — Бесенок,
У меня тут есть ребенок,
Да соседки три сынка,
Поиграйте-ка пока! —
Все окончилось прилично:
Ни пристроился отлично
К лисенятам, и с Дымком
Все забегали кругом...
Ни всех больше веселится:
Звонко щелкают копытца,
Глазки узкие
блестят,
Рожки гвоздиком торчат.
То мелькает перед елкой
Хвостик черненькой метелкой,
То вприпрыжку быстрый бег
Так и режет хрупкий снег.
Смело к елке подбегает,
Носом водит и чихает
Он от запаха свечей.
Все дивятся: — Это чей?
— Нечисть малая лесная?
— Разыгрался, зла не зная! —
И дивится целый лес,
Что попал на елку бес.
VII
Ветер речи вел с огнями,
С темных веток воск сбегал
И горячими слезами
Снег холодный прожигал.
Вновь прямей огни горели,
И на колких лапах ели
Дождь из нитей золотой
Колыхался, как живой...
Было много
угощенья.
— Елка — просто загляденье! —
Хрюкал дикий вепрь, а сам
Подбирался к желудям.
Медвежата мед лизали
И ужасно одобряли.
А волчата, сев в сторонку,
Ели мясо вперегонку:
Дед решил его купить,
Не хотел волков морить.
Белки щелкали скорлупку,
А мышата грызли крупку.
Ни, скрутивши хвост кольцом,
Объедался леденцом.
Сидя рядом с ним, Дымок
Грыз морковный корешок.
Угощенье всем по нраву,
Ну, и кушали на славу!..
Но свечи сгорают, потрескивать стали,
И все насмотрелись, наелись, устали.
Под елку забравшись, лисенок лежит
И лапки раскинул, и звонко храпит.
Медведица ищет своих медвежат,
И взвыла волчица, сзывая волчат.
Как тень, убегают проворные мыши,
У елки темнеет, и тише, все тише...
— Ну, Ни, собирайся! — промолвил Дымок,
— Окончен наш праздник, и путь наш далек.
А что, через год ты запросишься в ельник,
На светлую елку, в великий сочельник?..
VIII
Ни
веселый, умиленный
За Дымком домой бежал
И орех позолоченный
В лапке черненькой сжимал.
— Как я счастлив был сегодня! —
На бегу он повторял.
— Да, свет праздника Господня
Белый дед нам, темным, дал, —
Отвечал ему Дымок,
— Ну, живей, наш путь далек! —
Ночь их слушала тихонько,
Чуть шуршал их быстрый бег,
И на головы легонько
Падал с веток нежный снег...
Ни домой вернулся поздно.
Было тихо, не морозно,
И прилег он поскорей
На сугробе, у дверей.
Изголовье сгреб охапкой,
Лисеняток вспомнил всех
И заснул, сжимая лапкой
Золоченый свой орех.
Раздвоенные копытца,
Хвостик черненький торчит.
На снегу так сладко спится,
Елка, свечи, праздник снится,
Сердце радостно горит.
Светлый сон к нему слетает.
— Не забуду никогда! —
В этом сне он повторяет,
А над ним из тьмы сияет
Вифлеемская звезда.
