Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Дошкольное образование»Содержание №15/2007

ЛАБОРАТОРИЯ

О чем рассказала пластинка?

или О том, как учить детей смотреть на мир глазами художника

Слово патефон мы теперь практически не произносим: оно вытеснено в разряд устаревших вместе с тем замечательным механизмом, под звуки которого танцевали в молодости наши бабушки. У нас патефона уже не было. У нас были проигрыватели — такие устройства, на которые ставились пластинки — большие, черные или маленькие, гибкие, голубого цвета. Со сказками, песнями, с музыкой. Гибкие пластинки теперь вряд ли найдешь. А вот большие черные пластинки кое-где сохранились. В некоторых домах, где любили слушать музыку, где собирали коллекцию сказок. И что теперь, в эпоху плееров и музыкальных центров, с ними делать, с этими рудиментами и атавизмами технического прогресса?

А выбрасывать — рука не поднимается. Слишком много светлых минут с ними связано.

— Может, вам для чего-нибудь пригодятся? — спросила одна мама Ольгу Степанову, когда привела к ней на занятие своего малыша.

Ольга Александровна — преподаватель изобразительного искусства. Работает в ижевском Центре дошкольного образования и воспитания Устиновского района. При чем тут пластинки? У Степановой все при чем, и родители знают: Ольга Александровна обязательно что-нибудь придумает. Она все время придумывает. И дети, оказавшись рядом с ней, придумывают. Эти «придумки» воплощаются в нечто материальное самым неожиданным образом — так, как это и должно происходить в мире подлинного искусства.

Вот и с пластинками так вышло. Дети, конечно, не знали, что такое пластинки. И когда их выложили — черные, блестящие, с прорисованными круговыми дорожками, — они только удивились: ну, и диски! Большие какие! Для чего это?

Ольга Александровна рассказала: «Когда-то эти пластинки умели играть и рассказывать истории. Раньше для них существовали специальные проигрывающие устройства, на которых их можно было прослушать. Но устройства эти давно сломались. Пластинки лежат без дела, пылятся и грустят. Ведь никто никогда больше не услышит их голоса! Представляете, как им обидно?» Дети легко могут это представить. И, конечно, они готовы сделать что-нибудь такое, чтобы вернуть старым пластинкам жизнь и радость. Сыграть свои песни пластинки не могут. Но эти песни, эти сказки можно, например, слепить и украсить этими визуальными историями старые, навсегда умолкнувшие диски. Тогда пластинки будут рассказывать не ушам, а глазам. А это не менее интересно.

«Вот эта пластинка, — Ольга Александровна внимательно разбирает надписи в центре диска, — рассказывала о море, а эта — пела малышам колыбельные песенки».

Одни дети решают украсить пластинку морской сказкой, другие — сочинить пластилиновую фантазию на тему колыбельных. Не беда, что в ход идут самые разные диски — не только те, на которых был когда-то записан шум моря. Пластинки становятся основой лепной композиции, которая дополняется и усложняется в течение нескольких занятий. А чтобы работа получила правильное направление, Степанова даст детям прослушать звуки моря с помощью современной техники — для вдохновения.

Морские истории получаются у каждого свои: у мальчишек все больше пираты, сокровища, рифы и острова; у девочек — русалки и золотые рыбки. Каждый лепит свою сказку, которую окружающие потом пытаются «опознать», «прочитать», а создатель уточняет прочтение, объясняет, что, как и зачем, может, и сам понимает про себя нечто новое.

Но начинается работа не с определения сюжета. «Сначала, — рассказывает Ольга Александровна, — мы думаем над настроением. Какое настроение навевала песня этой пластинки? Какие чувства вызывала? От этого и идем. Сначала создаем настроение — с помощью цвета, некоторых форм, и только потом переходим к сюжету. Какой сюжет мог бы отвечать заданному настроению?»

С чем только не работают на занятиях Степановой малыши! С самыми неожиданными материалами. Что-то предлагает детям педагог, а что-то они сами. «Раньше я пыталась как-то выстраивать работу, продумывала программу. Но в результате оказывалось, что я все время что-то навязываю детям. Потом, через несколько лет работы, мои принципы изменились. Я стараюсь идти от детей. Они замечательно придумывают. У них бывают оригинальные идеи. Я стараюсь их уловить, ухватить суть придумки, помогаю превратить ее в деятельность. Бывает и наоборот: дети отталкиваются от моих предложений, но развивают их по-своему. Это я очень ценю — вот эту способность к проявлению своего, собственного».

«Собственное» может проявляться во всем — от выбора материалов до интерпретации чужого произведения. Вот, к примеру, задача: создать коллаж из картинок старого каталога (или модного журнала). Мальчишка решает создать произведение на космическую тему. Форма тюбиков губной помады кажется ему как нельзя более подходящей для изображения ракетного двигателя. А зрительница смотрит на всю эту звездно-техническую феерию и восхищается: «Да… Косметическая фантазия!»

И то и другое — и деятельность создателя, и оценка — приветствуются и ценятся.

Ольга Александровна хорошо знакома с самыми «продвинутыми» программами по изобразительному искусству и художественному труду. В том числе с программой Б.Неменского и с программой Т.Копцевой.

Но любая программа в области искусства, по ее словам, лично для нее может служить только условным ориентиром. Творчество характеризуется прежде всего спонтанностью и непредсказуемостью, умением выходить за рамки поставленных задач. А иначе — какое же это творчество?

Тут, конечно, не уйти от вопроса: «Может ли спонтанность быть принципом систематической работы с детьми?» Может ли строиться на этом обучение?

Судя по воспитанникам Степановой, да. Они от занятия к занятию, от года к году набирают творческую силу и уверенность в способности реализовать замысел. Навыки и умения работы с материалами — следствие этой самой работы. Они осваиваются в процессе. Они — производное от решения творческой задачи. Умению малышей Ольги Александровны управляться с ножницами, пластилином и кистями можно только позавидовать. Как и их работоспособности. Как и положено в соответствии с возрастными нормативами, занятие в студии Степановой должно длиться 30 минут. Но эти нормативы (да простят нас «санпиновцы»!) постоянно «нарушаются». Самими детьми.

Реализовать свой творческий замысел за полчаса практически никто не может.
И дети сидят, пыхтят, трудятся. Не выгонять же! Ведь это самое ценное — увлеченность, погруженность в деятельность. Так что границы занятия — понятие весьма условное. Сколько ребенок хочет, столько и работает. Единственный существенный ограничитель — конец рабочего дня самой Ольги Александровны.

Не утомляются ли дети? Дети действительно в конце концов устают и решают отложить работу до следующего раза. Но этот момент каждый ребенок определяет для себя сам. И это правильно.

С точки зрения психологии ребенок действительно довольно быстро устает в процессе деятельности, навязанной ему извне, когда его принуждают выполнять задания, пусть полезные, с точки зрения взрослого, но не «проросшие» изнутри. Но совсем иначе воспринимается нагрузка, связанная с захватывающей его деятельностью, внутри которой он сам ставит себе задачи. Подвижная или ролевая игра — тоже своего рода «работа». Но играть ребенок может гораздо больше, чем читать букварь или решать заданные примеры.

Взрослые устроены точно так же. Мы можем, не считаясь с временными затратами, репетировать спектакль к празднику. Но прописывание формальных планов утомляет почти так же, как бессмысленное копание никому не нужной ямы: тридцать минут посидел — и заработал головную боль.

Творчество вообще плохо согласуется с какими бы то ни было навязанными лимитами. Именно поэтому так трудно предоставить детям возможность для творческой деятельности внутри группы детского сада, жизнь в которой строго регламентирована и выстроена в строгом соответствии с режимом дня. Пространство дополнительного образования (пусть в том же самом детском саду или в центре детского творчества) для этого больше приспособлено. Да и сам педагог дополнительного образования сориентирован несколько иначе, чем обычный воспитатель. Для него создание условий для творческой активности ребенка превыше всего. А воспитатель связан необходимостью учить детей следовать обязательным правилам, усваивать программу, ложиться спать, садиться за стол, быстро и правильно одеваться на прогулку. Это не хорошо и не плохо. Это реальность. И она не может быть сведена исключительно к творчеству, которое, кстати сказать, может возникнуть только как противопоставление традиционному течению жизни.

Мир держится традицией, рутиной. А вот развивается — благодаря творчеству. Благодаря тому, что кто-то способен работать, опираясь на собственную интуицию, спонтанность и чувство ребенка, а не спущенные сверху параметры и жесткие ориентиры. Это очень трудно и невероятно интересно.

А авторская программа Ольги Степановой так и называется — «Тайна».

Марина АРОМШТАМ

 

Рейтинг@Mail.ru