ДЕТСКИЙ МИР

Устроим театр для детей Книга и театр — рука об руку Ребенку двенадцать лет. Мама внезапно спохватывается: «Что это он у меня все за компьютером сидит? Все в стрелялки играет. Взял бы книжку, почитал!» И пишет куда-нибудь на радио: «Как сделать, чтобы ребенок стал книжки читать? Дайте дельный совет!». С таким же успехом мама могла бы выглянуть в окно и подумать: «Что-то у нас во дворе пустовато. Одни машины и гаражи. Дайте совет, как сделать, чтобы завтра у меня под окном дерево выросло». Доска объявлений о культурной жизни детского сада «Надежда» г. Ноябрьска сделана в виде театральной тумбы Никто такого совета не даст. Разве что «заботливый» родитель выловит в каком-нибудь пруду заветную щуку, выполняющую немыслимые желания. Но шансы очень малы: городские водоемы для жизни щук не приспособлены. А в других местах произвольная рыбная ловля считается браконьерским промыслом. Так что выращивание «ребенка читающего» может быть только личным родительским делом, требующим любви и терпения. Так выращивают дерево редкой породы — кропотливо и заботливо. Из семечка. Родитель с книгой в руках — первое и необходимое условие этого процесса. Его выполнение не может наверняка гарантировать успех всего предприятия, но вне этого условия замысел точно не состоится. Малыш должен видеть, как читает родитель — себе и (или) ему, малышу. А читать ребенку нужно каждый день. Когда попросит и перед сном. Перед сном читать замечательно: малыш в это время переходит от состояния активного бодрствования к созерцанию снов. А между ними лежат видения внутренних образов, навеянных сказкой. И нет лучшего времени, чем минуты совместного чтения, чтобы ощутить свое единение с ребенком в общем переживании. Хотите вырастить читающего ребенка? Сделайте чтение на ночь таким же обязательным ритуалом, как умывание и чистка зубов. Есть и другие «рецепты». Книга — это прежде всего язык в его наивысшем, культурном проявлении. Но искусством, в основе которого лежит литературный текст, является также и театр. И оказывается, что «театральное воспитание» и приобщение к книге тесно между собой связаны. Этим двум педагогическим темам мы и посвятим ближайшие номера «Дошкольного образования». Немного психологии «Любите ли вы театр?» Классический вопрос, на который большинство педагогов ответит утвердительно. Понимаете ли вы его значение для развития ребенка? Так это же классика! Об играх-драматизациях написано множество методической литературы, в группах устраиваются «уголки» для ряжения, выставляются атрибуты для «театральной деятельности». Но если вдуматься, сам термин «игра-драматизация» вызывает серьезные сомнения. Все-таки либо игра, либо драматизация. Сюжетно-ролевая игра — это свободный полет, придумывание событий на ходу. Конечно, она, с позиции стороннего наблюдателя, чем-то напоминает спектакль. Но спектакль этот не требует зрителей. Более того: зрители ему противопоказаны. Невнятное словечко «драматизация» мы притягиваем для описания происходящего тогда, когда дети, на наш взгляд, играют по мотивам сказок, перевоплощаются в сказочных персонажей. Но с психологической точки зрения нет никакой разницы, берет ли на себя ребенок роль мамы, воспитывающей ребеночка (дочки-матери), или сказочной козы, пестующей своих козлят. Смысл деятельности один и тот же — отыгрывание переживаний, отработка впечатлений. То, что ребенок включает в свою игру сказочные реплики и попевки, должно радовать. Но и игра в дочки-матери, подобно игре в «Семеро козлят», не исключает такой возможности. Это всего лишь показатель развитости речи ребенка, ее образности. Театр — это нечто другое. Безусловно, он родственен игре: и то и другое подразумевает превращения, перевоплощения, которые дети так любят. Но если игра — перевоплощение для себя, то театр — это перевоплощение для другого. Для зрителя. Игра ребенка-актера отличается от его ролевой игры своей социальной установкой — на зрелищность, на публичность. В этом, казалось бы, нет ничего плохого. Многие дети любят выступать и легко принимают свет рампы за свет любви окружающих. А для педагогов выступления детей на праздниках являются чуть ли не единственной разменной монетой в отношениях с родителями. Но не все малыши способны выдержать прессинг публичности. Они путаются в словах, ковыряют в носу, задирают до подбородка подол платья или просто пускаются в рев. Взрослых это, конечно, забавляет. Но подобная декламация стихов «с табуретки» похожа скорее на цирковое зрелище, чем на театральное событие. С детьми постарше дело обстоит еще хуже. Детская группа практически сразу делится на ограниченное количество «солистов» (не более трех?четырех малышей, по преимуществу старательных девочек) и «массовку» в одинаковых юбочках или колпачках. Родители «массовки» даже в случае удачно прошедшего праздника (никто не перепутал слова, ведущие говорили громко, Дед Мороз не опоздал, подарков всем хватило) испытывают разочарование: опять главные роли у Иры или Коли! Надоело на чужих детей смотреть! Некоторые особо нервные даже могут высказать претензии воспитателям. Последним обидно: «Столько хлопот было с этим праздником! И никакой благодарности. А нам, между прочим, это время не оплачивают!» Короче, это совсем не то действо, которое возвышает ребенка, вселяет оптимизм в родителя и наполняет профессиональной гордостью педагога. Мы привыкли считать участие детей в спектаклях «полезным», развивающим занятием. Но театр, с его действительно могучими педагогическими возможностями, требует от детей репетиционной работы — многочисленных повторов, выучивания слов, движений. Ребенок должен быть к этому готов — и физически, и психологически. Поэтому вопрос, с какого момента можно включать детей в подобную работу, достаточно серьезен. Иными словами, понятие «готовности к театральной деятельности» имеет такое же право на существование, как, например, понятие «школьной готовности». Я не сторонник жесткого возрастного деления, каким был, например, Сергей Образцов: вот это можно делать в три года, а это — исключительно в пять. Здесь многое зависит от индивидуальных особенностей — и отдельного малыша, и группы детей в целом. Поэтому лучше руководствоваться не только возрастными рамками (здесь, мне кажется, возможны некоторые колебания), а некоторыми содержательными критериями. Во-первых, к моменту «запуска» первого спектакля дети должны открыть для себя тайну «переодетого» Деда Мороза (что есть настоящий Дед Мороз — а есть еще актер, который участвует в детском празднике: одно другому совершенно не противоречит и не мешает существовать). И можно «превратиться» в Снегурочку, которая будет переодетому Деду Морозу помогать. То есть во взгляде на себя должна уже присутствовать некоторая критичность, способность «прикинуть» восприятие себя со стороны. Это, как правило, происходит между пятью-шестью годами, в период кризиса мифологического мировосприятия. Одной ногой ребенок еще находится в сказочной действительности, а другой пытается скользить по прохладной поверхности рационализма: деревья здесь уже качаются по причине ветра, а не наоборот. Примерно к этому же времени ребенок учится налаживать отношения с партнерами по играм, играть по правилам. Если учесть, что театр — дело «командное», это очень важно. Значит, это умение является вторым критерием. В-третьих, дети должны быть способны к проявлению волевых усилий ради поставленной цели. И, наконец, игра в театре должна стать для них значимым видом деятельности — интересным и престижным. С этой точки зрения значение самодеятельных спектаклей, поставленных силами педагогов и родителей, не уступает по значимости спектаклям, которые ребенок смотрит в профессиональном театре. Для собственной «актерской жизни» ребенка они даже важнее, так как задают живые образцы «театрального поведения», которым хочется и — что немаловажно! — можно подражать. Фото из архива детского сада № 23 «Сказка» г. Липецка Маска! Я тебя знаю! Самодеятельный спектакль демонстрирует ребенку наглядный образец сотворения театрального действа и его, ребенка, потенциальные возможности. Ведь в дошкольном возрасте он еще сильно отождествляется с родителями. И есть ли для него более убедительные и авторитеты, чем мама, папа и воспитательница? Поэтому так важно, чтобы в жизни детей существовали родительские спектакли, чтобы эти спектакли во времени предшествовали детским театральным опытам. Звучит не очень правдоподобно, даже страшновато. Но только с непривычки. Я по крайней мере могу сказать, что рискнула и в свое время создала в классе детско-родительский театр — «Наш домашний театр». Работала я в рамках эксперимента по непрерывному образованию: брала дошколят четырех-пяти лет, а потом переходила с ними в школу. Два дошкольных года всегда казались мне самыми важными для жизнеспособности нашего театра: в это время театр «стартовал». На старте мы показывали спектакли, поставленные силами взрослых. Потом играли пьесы «смешанным» составом. И, наконец — на выходе из начальной школы, — дети ставили что-нибудь сами. Я обожала принцип «зеркала» — когда ребенок получал в спектакле роль, сыгранную его же родителем в «ранний», дошкольный период существования нашего театра. Это не всегда возможно реализовать — особенно, если в спектакле играл папа, а роль нужно подбирать для его дочки. Но даже два-три таких прецедента создают почти материальное ощущение преемственности, традиции — ведь она воплощена в конкретных ролях, в конкретных образах! А в целом традиция складывается из тех спектаклей, которые накапливаются в коллективной памяти. Иными словами, я считала, что родители должны играть в детских спектаклях, потому что для детей это очень и очень важно. И они это обязательно поймут. Нужно только найти слова, чтобы это объяснить. «Домашний» театр обречен на успех Правда, «в начале», когда все только зарождалось, у меня еще не было «проработанных» аргументов для мам и пап, которые бы побудили их выйти на сцену. Ни аргументов, ни опыта работы со взрослыми. Но дети были четырехлеточками, кризис Деда Мороза не пережившими. Мучить их было невозможно, а праздников хотелось. Чтобы было красиво, захватывающе, но без детской крови. И я решилась. Исходя из имеющихся человеческих ресурсов, написала рождественскую пьесу. В спектакле играли две молоденькие помощницы группы и две мамы, не посмевшие мне отказать: они были моими школьными подругами. Мамы двигались по сцене с окаменевшими от напряжения лицами и делали руками странные движения, напоминавшие роботов из фантастических фильмов первого поколения. Я пыталась сопровождать эти движения игрой на флейте, но от волнения все время сбивалась и вместо целостной мелодии бесконечно воспроизводила только первую ее фразу. За Иосифа я попросила «посидеть» одного папу, мужа школьной подруги (по этой причине ему тоже некуда было деваться). Этого единственного исполнителя мужской роли я клятвенно заверила, что он будет скрыт от глаз зрителей: в глубине вертепа почти ничего не видно. А произнести ему нужно всего два слова: «Смотри, Мария!» Муж моей подруги был мужественным человеком — бывшим моряком-подводником. Но когда пришла его очередь открыть рот, он, по его признанию, покрылся испариной. И совершенно напрасно: в этот момент задняя стенка декорации из крашеной марли, не выдержав тяжести Вифлеемской звезды, эффектно обрушилась, погребя под собой и фразу, и вертеп. От ужаса я снова извлекла из флейты страшный звук, который должен был подвести итог нашему провалу. Но тут выбежал ангел, задернул шторку на веревочке, изображавшую занавес, и радостно объявил, что все свершилось: присутствующие «спасены» на все оставшиеся времена, а детям можно зажечь свечки и поставить под елку. Я не имела права долго пребывать в шоке, потому что зажигание свечей требовало противопожарной бдительности, а дети — внимания. К моему удивлению, присутствующие на празднике были очень довольны происходящим и вдохновенно пели рождественские гимны. В тот момент мне и приоткрылась истина: спектакль, в котором родители играют для своих детей и вместе со своими детьми, приобретает характер общинного действа. Оно предваряется, окутывается, обволакивается общим праздничным настроем, и театральное пространство выстилается им, словно соломкой, предохраняющей от ушибов. Как пошутила впоследствии одна из «мам-актрис», педагогический театр «просто обречен на успех». На городском карнавале. Фото из архива детского центра «Умка» г. Красноярска «Самодеятельный» — не значит пошлый Это, конечно, не означает, что в самодеятельном театральном производстве можно позволить себе халтуру. Оно требует придумывания и продумывания. Причем самодеятельные театральные постановки продумываются не только с точки зрения сценических задач, но и с точки зрения задач педагогических. Родители должны чувствовать, что втянуты в «настоящее», «культурное» предприятие, а не в пошловатое действо. Такое, к сожалению, тоже встречается. Однажды я присутствовала на школьном празднике у сына, где выступал «хор матрешек», состоящий из активных мам. Мамы — весьма округлой комплекции — явились подросткам в мини-юбках и, виляя бедрами, пропели задорными голосами весьма двусмысленные частушки. Я не знаю, какого воспитательного эффекта хотели добиться устроители концерта, но сын мой очень переживал. За меня. На праздниках в детском саду тоже случается такое видеть. Вот ничего не подозревающих пап приглашают принять участие в каком-нибудь состязании на празднике в честь мам. Состязание состоит в следующем: папам привязывают к поясу карандаши на веревочках и выдают бутылки с узким горлышком. Без помощи рук папы должны опустить карандаши в бутылки. Сильно подозреваю, что подобный аттракцион заимствован из сборника «Игры в нетрезвой компании». Быть может, за их телодвижениями кому-то и весело наблюдать, но это веселье имеет мало родственного с педагогикой. Эти примеры я привожу всего лишь для того, чтобы призвать педагогов уважать родителей. Роли, предложенные им в театре, могут быть смешными и характерными. Но это должны быть содержательные роли, вписанные в контекст театрального действа, позволяющие «актеру» раскрыться, проявиться, вызвать восхищение публики. И нет лучшего материала для родительского театра, чем пьесы-сказки. Конечно, большинство пьес написано с расчетом на актерские и технические возможности профессионального театра. Для своего, «домашнего» театра мы не можем выбирать вещи, предполагающие массовку и батальные сцены. И мы вынуждены учитывать ограниченность выразительных возможностей своих актеров. Но репертуар «собирается» под нужды педагогического театра, под наши педагогические задачи. И даже на страницах «Дошкольного образования» можно обнаружить немало сценариев, которые окажутся по силам мамам и папам, не говоря уже о педагогах. Так что — было бы желание. Ну, и воля к жизни конечно же. А мамы и папы — они же только мечтают о том, как бы оказаться на сцене. Мы все об этом мечтаем. Просто скрываем эти мечты от окружающих. Марина АРОМШТАМ