В регионах пытаются решить
проблему с очередями в детские сады — борются за
возвращение старых зданий, открывают
дополнительные группы в действующих дошкольных
учреждениях. Но созданные с таким трудом
дополнительные места, оказывается, не решают, а
усугубляют ситуацию.
Мало открыть группу. Нужно, чтобы в ней кто-то
работал. Жалобы управленцев на старение кадров,
на отсутствие притока молодых сил из-за крайне
низкой заработной платы в вышестоящих эшелонах
власти старались не слышать: не впервой!
Как-нибудь разберутся. И вопрос: «Да кто же в
садах будет работать?» — всерьез не
воспринимали. Оказалось — зря. Сокращение
количества детских садов к середине 90-х,
воспринимаемое сегодня, на волне
демографического подъема, как «досадное
упущение» и причина социальных неприятностей, на
самом деле заслонило собой другой вопиющий факт
— резкий отток педагогов из сферы дошкольного
образования, неостановимый и ничем не
компенсируемый. Статистику самопроизвольного
сокращения кадров никто не вел. Не сократись
сеть, кто остался бы там работать? Детских садов
сегодня стало меньше чуть ли не на треть, а в
оставшихся двух третях воспитателей все равно не
хватает, и чем дальше, тем заметней. Особенно — в
крупных городах, где жизнь стоит дороже, и
мизерная зарплата педагога не дает никакой
возможности нормально существовать. Чем крупнее
и богаче город, тем острее проблема дефицита
кадров.
В деревнях и селах, оставшихся на месте
испарившихся совхозов и колхозов, с
разрушающейся инфраструктурой и отсутствием
мест для работы, вакансий в школах и детских
садах нет: это единственное место, гарантирующее
пусть маленькую, но стабильную государственную
зарплату.
Отдельным исключением являются города
нефтяников, возведенные вдалеке от «большой
земли», за полярным кругом. В нефтяном промысле
заняты мужчины, которые неплохо получают за свой
труд. А их жены и матери с удовольствием тратят
свое время, почти бесплатно трудясь на ниве
образования. Чтобы не скучать в полярной ночи.
Такой странный коммунизм в отдельно взятых
точках страны, где господствуют вечная мерзлота
и «нефтя».
Но это — исключения, лишь оттеняющие общую
тенденцию, которая за последние годы неуклонно
превращается в правило и которая уничтожает все
усилия начальства по разработке штатного
расписания и все усилия науки по разработке
новых подходов к образованию.
Что это за расписание такое, где в каждой группе
полагается иметь двух воспитателей да еще и
помощника? Кто и когда видел это в последний раз?
Вот воспитателя, вкалывающего в две смены и еще
за няню, за 15% от полагающейся этой няне зарплаты,
мы видели. И как он с насморком на работу
приходит, а то и с температурой (небольшой такой
температуркой, несмертельной), нарушая нормы
гигиены собственного труда и заражая своих
воспитанников. Потому что, если он к своей
температурке серьезно отнесется, он, во-первых,
сразу в зарплате потеряет, а во-вторых, его
коллеге на две группы работать придется. И такое
случается.
Мы этого воспитателя можем хулить за то, что ему
нет дела до последних достижений психологии и
педагогики. А ему нет до них дела. И с
индивидуальным подходом у него как-то плохо.
Потому что другим занят, более насущным. Но пойди,
объяви, что няня завтра появится. Воспитатель
совсем не обрадуется, нет. Он этого не желает. Это
нам кажется, что 15% от няниной зарплаты — ерунда.
А для него, при его окладе в 2400, каждые 200–300
рублей существенны. Не за них ли бьются педагоги
во время аттестации? Только повышают категорию
вроде как за качество. А какое качество может
быть при описанном раскладе времени?
Замкнутый круг. Можно ли его разорвать?
Эксперты, выступавшие на Российском
экономическом форуме, не выделяли отдельно
проблему педагогов-дошкольников. Для
экономистов очевидно: наличие малооплачиваемых
специалистов — беда всей бюджетной сферы.
Единственный способ выйти из сложившейся
ситуации — сократить количество бюджетников за
счет перевода части предприятий в другой —
небюджетный — сектор.
Именно с этим связана идея, уже несколько лет
вынашиваемая министерством и так трудно
пробивающая себе дорогу в регионах, — перевод
ДОУ в статус АУ. Эта новая аббревиатура —
автономное учреждение — заменила собой
обсуждаемое ранее АНО — автономную
некоммерческую организацию.
Как могут расцветать успешные детские сады
крупных городов в новом статусе,
продемонстрировал тюменский эксперимент. Он
вызвал много пересудов и обвинений в
«незаконности». Он действительно с трудом
увязывал практику с существующей
нормативно-правовой базой. Но в тюменских АНО
сумели значительно повысить зарплату педагогам,
открыть им возможности зарабатывать деньги. А
это дорогого стоит.
Переход в АУ кажется более безопасным и
легитимным с точки зрения существующего
правового пространства. Это не отрицает даже
профсоюз.
Статус АУ позволяет детскому саду устраивать
жизнь на новых основаниях, получать инвестиции
от спонсоров и развивать дополнительные услуги.
Но в жизни АУ участвует попечительский совет, а
позиции местной администрации в управлении
значительно ослабевают. И попечительскому
совету может сильно не понравиться
перенаполненность групп. Родители, которые
платят больше, появляются в детском саду чаще и
имеют реальную власть над ситуацией, могут
требовать для своих детей не просто допустимых, а
хороших условий быта.
И что тогда? Перестать принимать детей?
Наплевать на очередь?
Видимо, чтобы решить проблему сферы в целом,
одного перехода в АУ недостаточно. Необходимо
развитие других образовательных форм, развитие
частных инициатив. Без них — ну, никуда.
И вот ведь парадокс: нет частных инициатив — и
воспитатель в государственном саду получает
мало. А появились бы они, разгрузили бы сеть,
уничтожили очередь, тут и переход в АУ оказался
бы кстати. И за качество образования можно было
бы побороться — в условиях здоровой конкуренции.