Пять лет назад меня
познакомили с одним бывшим милиционером, который
заведовал детской конно-спортивной школой г.
Набережные Челны. Эту школу он создал после того,
как отдал дань работе в детской комнате милиции.
В Татарстане существует экзотический вид
подростковой преступности — конокрадство.
Подростки угоняют лошадей точно так же, как в
других краях угоняют мотоциклы и автомобили. И за
это серьезно наказывают.
— Но тут ведь какое дело? Может, он покататься
хотел. Покатался бы — и успокоился. А мы его сразу
в колонию, — объяснял мне этот гвардеец ростом
метра под два и примерно такой же в плечах. И усы,
как в книжке с богатырскими сказками. — Вон на
того посмотрите, который командует, — он кивнул в
сторону конного строя. — В свое время взял его на
поруки. Лучше не ждать, пока мальчишка попадется
с поличным. Лучше заранее с ним поработать. Мы же
их знаем всех. Вот таких и берем. Но кто-то —
бывает, бывает — все равно угодит за решетку.
Волшебства-то нет никакого… Знаете, вас тут
затопчут. Вы погуляйте пока вон там, на заднем
дворе. Подождите, пока все кончится.
Я отправилась на задний двор за конюшенными
строениями. Я решила быть терпеливой: мне нужно
задать вопросы. Много разных вопросов:
статистика и динамика, принцип набора, режим, кто
за все это платит…
А на заднем дворе ходили две небольшие лошадки.
На одной — ребенок, девочка лет десяти. На другой
— малыш, на вид года три, не больше. Этот не мог
сидеть — полулежал, обняв лошадку за шею. Каждую
лошадь вел под уздцы инструктор. Еще один
взрослый (как я потом узнала, лечебный педагог)
шел рядом с лошадью так, чтобы видеть и слышать
ребенка. И что-то они деткам говорили и объясняли,
давали задания.
Занятие старшей девочки скоро кончилось. Ее
сняли с лошади и усадили в инвалидное кресло.
— Видите, Ирочка наша не ходит. Но зато как сидит
в седле! Как уверенно держится. Сама лошадью
управляет. Она и без рук уже ездить может. Мы даже
думаем к соревнованиям ее готовить. Спасибо
Насиму Зуфаровичу — такое дело для нас сделал.
Помог при школе занятия для детей-инвалидов
организовать. И с таким пониманием, знаете ли. Во
всем нам навстречу шел.
Я бросилась обратно. Насиму в это время принесли
телефонограмму. Он развел руками:
— Извините! Не удастся поговорить. Вызывают к
начальству.
— Но… Только один вопрос. Только один.
— Слушаю.
И я брякнула первое, что пришло мне в голову:
— Вот это понятно: подростки, будущее Татарстана.
Но это-то, — я кивнула в сторону заднего двора, —
лично вам это — зачем?
— Зачем? — он, видимо, растерялся. — Ну, как зачем?
А вон, — и он показал на малыша, которого после
занятия везли в коляске к воротам. — Видите:
улыбается.
Пять лет назад я ничего не
написала о конной школе в Набережных Челнах. Мне
не хватило «фактуры». Но сейчас я об этом
вспомнила — в надежде на помощь того
милиционера. Что он и его ответ: «Видите:
улыбается!» — не позволят сразу со скучным
зевком отложить этот текст. И мне не придется
мучительно сочинять информационный повод, чтобы
произнести два непонятных «заимствованных»
слова — «инклюзия» и «интеграция». И то и другое
связано с попыткой обучать детей с «особыми
нуждами» (попросту — инвалидов) вместе с детьми,
которых мы называем нормальными.
Одно означает «включение», другое —
«объединение». Применительно к теме
существенной разницы в терминах нет. В ЮНЕСКО
сейчас используют слово «инклюзия». В начале же
90-х люди, работающие с детьми, уже знали о
западном опыте и называли то же самое
«интеграцией».
И то и другое в нашей российской
действительности почти невозможно представить.
Не только потому, что инстинктивно мы
воспринимаем любую «неполноту» как угрозу и
испытываем к человеку с «неполнотой» неприязнь.
То есть не только потому, что мы, советские люди,
до сих пор не желаем бороться с собственной
первобытностью. Даже не формулируем это как
недостаток. Есть еще миллион причин: например,
устройство наших образовательных учреждений.
Или то, что сейчас называют «ментальностью», —
ментальность наших учителей и наших
«нормальных» детей. И наше общее, почвенное
отношение к человеку. Мы до сих пор распеваем в
педагогических гимнах «Растим детей для страны»
— вместо того чтобы думать, как обустроить
страну для людей и для этих самых детей. Нам
гораздо привычней видеть в них перспективный
расходный материал для решения
«общегосударственных» задач. А инвалиды для
этого вроде мало подходят.
Тем не менее Москва участвует в совместном
проекте с ЮНЕСКО по развитию дошкольного
образования. Внедрение практики инклюзивного
образования — одно из важных направлений
проекта. Важных и наиболее сложных. Даже на
уровне «освоения» идеи.
Поэтому так важен уже существующий опыт. Опыт,
который сложился по собственной инициативе
наших сограждан задолго до того, как ЮНЕСКО
просигналило: пора об этом подумать.
В 1992 году в Москве при Центре
лечебной педагогики появилась первая в нашей
стране группа для малышей, куда наряду с обычными
принимали детей-инвалидов.
Потом эта группа «выросла» до отдельного
детского сада, и в настоящее время сад (формально
— «дошкольное отделение») существует в рамках
образовательного Центра дифференцированного
образования «Наш Дом» Юго-Западного округа
Москвы. Изначально в сад принимали очень тяжелых
детей — тех, чей диагноз предполагал, что ребенок
«неговорящий», а значит — «необучаемый». То есть
не сможет учиться даже в школе VIII
вида (в годы нашего детства ее называли «школой
для дураков», но правильно называть эту школу
«учреждение для детей с пониженным
интеллектом»).
В советские времена родителям в роддомах, как
правило, говорили: «Никаких перспектив. Никаких
намеков на возможную социализацию», — и
предлагали таких детей «сдать». Куда и как это
выглядит — сюжеты для фильмов ужасов.
Но, оказалось, может быть и по-другому.
К примеру, если вовремя провести малышу
диагностику, в возрасте до трех месяцев, в 95%
случаев (в 95!) диагноза «инвалидность» можно
вообще избежать.
А если диагноз все же поставлен, существуют
программы, позволяющие встроить больного
ребенка в социум. Детей с синдромом Дауна,
например, которых раньше считали «неговорящими»,
можно в ряде случаев научить говорить и даже
читать. Для детей-аутистов тоже существуют
специальные программы, обучающие навыкам
самообслуживания и не только. Но для этого надо
много и умно работать. Вместе со специалистами. В
одиночку родителям с этим не справиться.
И еще ребенку с особыми нуждами непременно нужна
среда. Среда, состоящая не только из предметов, но
и из людей. И взрослых здесь недостаточно.
Больной ли, здоровый ребенок, ему для развития
необходимы другие дети. Особенно — по достижении
определенного возраста, когда малыш
преодолевает трехлетний рубеж своей жизни.
Если вокруг говорящие дети, если они играют,
взаимодействуют друг с другом, пользуются ложкой
и почти справляются с вытиранием попки, их опыт
волей-неволей становится «заражающим». Для
ребенка с проблемами дети нормы — как буксиры,
задающие направление, побуждающие двигаться
вперед.
Группы интегративного сада формируются так: 4–5
человек детей со сложным дефектом, 2–3 — с
задержкой в развитии, 7–8 нормальных детей.
Работать в такой группе сложно. И обычные
воспитатели, «со стандартным образованием» и без
внутренней мотивации, вряд ли на это способны.
Как правило, все специалисты сада имеют высшее
специальное образование — дефектолога или
психолога. Многие пришли по призванию, из других
сфер, с другими дипломами, и потом получали
второе высшее, уже — по потребности, в связи со
своей новой работой. Нет и «чистых» специалистов,
которые сразу осели в своих кабинетах. Каждый
обязательно прожил кусок жизни в группе.
У инклюзивного образования
(в том числе у детских садов вроде садика Центра
«Наш Дом») есть и сторонники, и противники. И один
из доводов «против» лежит совсем не в сфере
противостояния гуманизма и жестокости, а в сфере
простейших хозяйственно-экономических расчетов.
Интегративные группы — группы малой
наполняемости. И не каждый ребенок с
особенностями годится для такой группы.
Значит, за счет интегративных групп сильно не
поднимешь статистику охвата образовательными
услугами.
Интегративные группы, куда ходят особые дети,
имеют и другие особенности. Здесь, например,
очень сложно следовать принципу
разновозрастности, хотя этот принцип часто лежит
в основе формирования групп кратковременного
пребывания.
То, что шестилетка с синдромом Дауна по
интеллектуальному уровню не отличается от
нормального трехлетки, — недостаточный
аргумент, чтобы эти дети посещали одну и ту же
группу. Взаимодействие детей не сводится к
дружеским беседам. Они могут что-то не поделить,
могут нечаянно столкнуться. Ребенок с дефектом
может быть высокого роста и довольно сильным. От
руки пятилетнего дауненка трехлетка отлетает,
как надувная игрушка. О какой терпимости, о какой
толерантности может идти речь, если нормальный
ребенок будет бояться «другого»? А особые
ровесники обычно не вызывают страха. Они
соизмеримы с остальными детьми и по росту, и по
весу.
Обобщим все сказанное: в отличие от
разновозрастных групп кратковременного
пребывания для особых детей, группы
интегративные по определению дорогие, и
количественные показатели «охвата» и
«посещаемости» не поражают воображение.
Но даже в Министерстве образования и науки уже
отказались от идеи, что показатель охвата служит
самым убедительным критерием благополучия
системы. Сегодня не менее значимым становится
критерий качества образования.
А качество связано с динамикой развития каждого
отдельного ребенка, с его индивидуальным
приростом, с расширением его возможностей.
Уже через пару лет после
открытия первой группы оказалось: системная
работа дает результаты. Многие из тех, кому
диагноз предрекал необучаемость, например дети с
синдромом Дауна, способны нормально учиться в
школе VIII вида. Кое-кто из
воспитанников по окончании сада может пойти даже
в массовую школу. А что такое образование для
ребенка? Это новые умения и новые возможности.
Это расширение коридора будущей жизни. И ради
этого стоит стараться и родителям, и педагогам.
Ни лекотеки, ни группы кратковременного
пребывания — как бы хороши они ни были, какие
чудесные специалисты там ни работали — не
заменят детского сада.
Интегративный детский сад, кроме прочего,
выполняет еще одну важнейшую функцию —
позволяет работать родителям своих
воспитанников. Или же отдыхать. Потому что
растить детей с особыми нуждами — тяжелейший,
выматывающий труд. Семейная жизнь таких
родителей (чаще всего — матерей-одиночек) полна
напряжения, очень скудна на простые человеческие
радости и, как правило, бедна. Родителям нужны
силы и средства, чтобы помогать своим малышам
двигаться вперед.
Поэтому в детский сад Центра «Наш Дом» довольно
большая очередь — несмотря на то что многие
очередники посещают в других местах
индивидуальные занятия или ходят в группы
кратковременного пребывания.
Тут, безусловно, возникает
вопрос: «Забота о детях с особыми нуждами — это,
конечно, гуманно. И другие дети помогают им
развиваться. Но, может, особые нужды
одногруппников тянут нормальных назад? Если
среда так важна? Исследования проводились?»
«Мы не можем сослаться на какие-то авторитетные
лонгитюдные исследования. Только на собственный
опыт, — говорит один из руководителей детского
сада, замдиректора Центра «Наш Дом» по
дошкольному отделению Елена Цырульникова. —
Практически все сотрудники детского сада водили
сюда своих детей. Два моих сына прошли через наш
детский сад. Сейчас они оба заканчивают институт.
Главное, что дает детям нормы такое вот
взаимодействие, — это опыт принятия и
терпимости. Я не знаю, где, в каком месте можно
получить более полноценный опыт подобного рода.
А ведь способность принять другого — крайне
важное качество для любого человека. Оно
пригодится и в личной жизни, и в будущей работе. И
еще очень важно, чтобы с «другими» детьми, с
людьми, от тебя отличными, дети столкнулись как
можно раньше, года в три-четыре. Потому что для
них в этом возрасте еще нет диагнозов. Они еще
открыты самому разному и готовы с ним рядом
сосуществовать. В школьном возрасте, на мой
взгляд, гораздо труднее учиться принимать не
таких, как ты».
Инклюзивное образование
требует сдвига в отчетности: главным становится
не количество детей, посещающих учреждение, а
индивидуальная динамика каждого в отдельности,
его личные достижения. С этой точки зрения
российское инклюзивное образование, его первые
ростки в гораздо большей степени соответствует
мировым тенденциям, требованиям ЮНЕСКО, чем
образованию для «детей нормы».
Как наши параолимпийцы победили на Олимпийских
играх, задавая образец устремленности, воли и
продуманной подготовки спортсменов
«нормальным» олимпийцам, так инклюзивное
образование сегодня задает высоту планки в
умении всматриваться в детей, в способности
выстраивать для каждого ребенка индивидуальную
траекторию развития не на словах, а на деле.
Поэтому интегративный детский сад Центра «Наш
Дом» — это привет из прекрасного далека нашей
системы дошкольного образования. Это место, где
невозможное становится возможным.
Да, так с чего я начинала? С истории про бывшего
милиционера. Задний двор при конюшне можно было
использовать и более рациональным образом. Но
Насиму Зуфаровичу нравилось, что дети-инвалиды
улыбаются после «лошадиных» занятий. Кажется, он
не мучился, чтобы сформулировать для себя
критерий качества.
Вместо приложения
(переводится в цифры)
Выпускная судьба воспитанников
интегративного детского сада (дошкольного
отделения Центра «Наш Дом»)
Ребенок |
Диагноз |
Дальнейшее обучение |
2009 год |
Мальчик |
эмоционально-волевые нарушения |
Пироговская школа, массовая программа |
Мальчик |
ЗПРР (задержка психического и
речевого развития), СДВГ (синдром дефицита
внимания и гиперактивность) |
200-я школа |
Мальчик |
невротические реакции, страхи, тревож. |
200-я школа |
Девочка |
ЗПРР на органическом фоне |
массовая школа |
Мальчик |
синдром Дауна |
108-я школа VIII вида |
Мальчик |
РДА (ранний детский аутизм) |
на индивидуальном обучении в школе по
массовой программе |
Мальчик |
РДА |
школа №169, массовая программа |
2008 год |
Мальчик |
сенсорно-моторная алалия |
Школа здоровья, массовая программа |
Девочка |
РДА |
на индивидуальном обучении в школе по
массовой программе |
Мальчик |
РДА |
на индивидуальном обучении в школе по
массовой программе |
Мальчик |
порок развития правой кисти |
общеобразовательная школа |
Мальчик |
синдром Аспергера |
массовая школа |
2007 год |
Девочка |
РДА |
массовая школа |
Мальчик |
слабослышащий |
школа для слабослышащих |
Мальчик |
эписиндром |
массовая школа |
Девочка |
синдром Дауна, отягощенный аутизмом |
30-я школа VIII вида |
Мальчик |
ДЦП |
Центр лечебной педагогики и
дифференцированного обучения «Наш Дом» |
Девочка |
синдром Вильямса |
Центр ПМС на ул. Архитектора Власова,
массовая программа |
2006 год |
Мальчик |
синдром Дауна |
школа «Ковчег» |
Девочка |
РДА |
массовая школа |
Мальчик |
органическое поражение ЦНС |
школа VIII вида |
Мальчик |
ЗПРР на органическом фоне |
массовая школа |
Мальчик |
ЗПРР на органическом фоне |
массовая школа |
Мальчик |
миопатия Дюшена |
массовая школа |
Выпуски более ранних лет |
Девочка |
органические поражения ЦНС |
школа VIII вида |
Девочка |
синдром Дауна |
Пироговская школа, подготовительный
класс |
Девочка |
РДА |
частная гимназия по массовой
программе |
Мальчик |
алалия, заговорил в 5,5 лет |
речевая школа |
Мальчик |
киста правого полушария |
массовая школа |
Девочка |
эписиндром |
школа VIII вида |
Мальчик |
РДА |
массовая школа |
Девочка |
синдром Вильямса |
школа VIII вида |
Девочка |
органическое поражение ЦНС |
школа VIII вида |
Мальчик |
РДА |
массовая школа |
Мальчик |
РДА |
коррекционная школа |
Мальчик |
РДА |
30-я школа VIII вида |
Мальчик |
РДА |
массовая школа, сейчас институт |
Девочка |
синдром Дауна |
30-я школа VIII вида |